Закат их любви - [8]

«И всё же, красота — это не всё, и она отнюдь не отображает характер…» — икбал вздохнула, понимая, что это утверждение подходит и для неё, и для Махидевран Султан — тоже. Даже самая милая, цветочно красивая внешность не в силах сгладить острые углы и скрыть отвратительный характер.

Наложницы не обернулись, услышав шелест платья, тяжёлый подол которого тянулся по каменному полу, и не обратили внимание на звонкий цокот каблуков, что раздавался совсем близко — почти у самой двери комнат гарема, если не ближе. Вопреки обычаю, сегодня, когда Махидевран Султан нет, а Валиде Султан, если не сидит с невесткой, так у себя в покоях, они не собирались кланяться идущей к ним женщине. Не желали, наивно считая, что в этом нужды нет. На небольших столиках, что стояли рядом с ними, до сих пор оставались яства, поданные наложницам в честь известия о беременности Хасеки Махидевран Султан и Хюррем хатун.

Негромкое «Внимание!» от аги заставило их встрепенуться, осматриваясь, и увидеть девушку, которую уже сейчас начали ненавидеть, понимая, что она возвысилась настолько высоко, как ни одна другая наложница за последние годы. В их душах тлело пламя ненависти, что понемногу разгоралось.

Хюррем хатун, пока ещё, они понимали, хатун, выглядела недовольной, поджимая алые губы и грозно сверкая зелёными, почти изумрудными, глазами. Такой они видели её впервые, да и о её приходе оповещали впервые. Собранные в замысловатую причёску рыжие волосы ярко контрастировали с белым, едва-едва розововатым, платьем — очередным подарком Султана, сшитым из драгоценных шелков. Её одежда явно отличается от них, и им вполне понятно, почему. Она — не наложница, и уже не фаворитка — икбал, будущая мать ребёнка Султана, одна из тех, кто стоит возле Султанского трона.

— Эй, хатун! — громкий оклик заставил темноволосую девушку повернуть голову, сводя к переносице тонкие брови, — Если у тебя есть время разводить бесполезные беседы, то почему бы тебе не взяться за работу, наконец?

Рыжеволосая девушка, нынешняя икбал их Повелителя, с недовольством смотрела на наложницу, что, весело смеясь, делилась с другими своим мнением о Султанше и «той высокомерной фаворитке». Будучи рождённой в вольных степях Западной Украины, она, даже будучи хорошо воспитанной родителями, не могла проигнорировать такие выражения в свой адрес и адрес «той высокомерной, раздражающей и скучной» Султанши. Она не пылала гневом, нет, но раздражение обуревало её. Такое отношение к дорогим Султану женщинам — непростительно, и Хюррем это знает прекрасно.

— Чего тебе? Сама иди, я — наложница здешнего Султана, и на сегодня мои уроки этикета, литературы и танцев окончены! — она, окинув Хюррем презрительно-высокомерным взглядом, смогла лишь ядовито ответить. В гареме она несколько дней, иначе так бы себя не вела, и в лицо, похоже, ни саму икбал, ни Махидевран, ни Султана, ни Валиде Султан — не видела и не знает. Но даже ей это непростительно.

— Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Я — фаворитка Султана Сулеймана, будущая мать его ребёнка! — её слова заставили девушку вздрогнуть и застыть, подобно каменному изваянию. Понимая, что «та высокомерная фаворитка» — перед ней, хатун не смогла и слова сказать в ответ, будто в одночасье проглотила язык, стыдясь грозного взгляда ясно-зелёных глаз.

Вернуть самообладание славянке помогли лишь недавно произнесённые одной из женщин слова, что она не восприняла в серьёз в самом начале:

«Знаешь, Хюррем, — хазнедар улыбнулась, — ты ведь так или иначе станешь Султаной, да и Повелитель любит тебя… Веди себя подобающе своему статусу, и не обращай внимания на перешёптывания наложниц — они, как змеи, радуются любой ошибке близкой к Султану женщины. Будь выше их и их по-детски глупого поведения!»

— Гюленай калфа, проучи эту наложницу, дабы правила гарема соблюдала! — отдав приказ калфе, которая, недоуменно осмотревшись, что-то прошептала на ухо стоявшего рядом аги и, подойдя к рабыне и схватив её за руку, почти силой вывела из комнат гарема, намереваясь действительно проучить её за столь грязные слова, будущая Султанша, гордо подняв подбородок, направилась в свои, личные, комнаты, желая прочесть очередной роман и забыть об этом инциденте.

***

Махидевран стало легче, и после короткого разговора с Повелителем она проспала более двух дней. Её всё ещё обуревала слабость, да и тошнота и головная боль не пропали, но яд прекратил своё губительное действие на организм. Лекари облегчённо вздохнули, едва не впервые за время отравления Султанши. Но мысли её были о сыне — шехзаде Мустафе, её маленьком льве, что сейчас, наверное, сидит рядом с Валиде, что слишком сильно любила старшего внука. Мягкая, мечтательная улыбка тронула её губы, когда она вновь заснула.

Хюррем навещала её, непривычно тихо заходя в покои Султанши и также тихо выходя оттуда. Наложницы то и дело шептались о том, что «Эти две змеи теперь заодно» и замолкали, стоило им увидеть рядом калфу.

Александра, а ныне Хюррем, и сама не знала, почему её отношение к Махидевран так быстро изменилось, хоть та и осталась всё такой же, как и была. Возможно, будучи беременной, она нашла в ней того, кто может её понять, а может просто поняла, что, если она станет Султаншей, то не враждовать с баш-кадиной — ей на руку.