Закат и падение Римской империи. Том 5 - [42]

Однако, если бы жители Константинополя не утратили мужества и преданности, Фоке пришлось бы истощить всю свою ярость в нападениях на городские стены, а благоразумие императора мало-помалу довело бы мятежную армию или до истощения ее сил, или до изъявления покорности. Во время зрелищ цирка, устроенных им с необычайной пышностью, Маврикий скрыл под самоуверенной улыбкой свою душевную тревогу, снизошел до того, что стал заискивать одобрения партий, и старался польстить их гордости тем, что принял от их трибунов списки девятисот синих и тысяча пятисот зеленых, делая вид, будто считает тех и других за надежные опоры своего престола. Их вероломные или вялые усилия обнаружили его слабость и ускорили его падение; партия зеленых была тайной сообщницей мятежников, а синие советовали обходиться с их восставшими соотечественниками снисходительно и мягко. Суровые добродетели Маврикия и его бережливость давно уже лишили его любви подданных: в то время как он шел босиком во главе церковной процессии, в него стали бросать камнями, и его телохранители были принуждены взяться за свои железные палицы, чтобы защитить его от нападения. Какой-то фанатичный монах бегал по улицам с обнаженным мечом, объявляя, что гнев Божий обрек императора на гибель, а народная толпа, посадив на осла какого-то низкого плебея, подражавшего императору и осанкой, и одеждой, преследовала его своими проклятиями. Маврикий питал недоверие к Герману, умевшему снискать расположение и солдат, и граждан; он трепетал от страха, грозил, но откладывал казнь: патриций укрылся в церковном святилище; народ вступился за него; стража покинула городские стены, и с наступлением ночи беззащитный город сделался жертвой пламени и грабежа. Несчастный Маврикий сел на небольшую барку вместе с женой и девятью детьми с целью переехать на азиатский берег; но сильный ветер принудил его высадиться на берег у церкви св. Автонома, вблизи от Халкедона, откуда он поспешил отправить своего старшего сына Феодосия к персидскому монарху с просьбой доказать ему свою признательность и дружбу. Сам он не пожелал искать спасения в бегстве; его мучили физические страдания от седалищной ломоты; его ум ослабел от суеверий; он терпеливо выжидал исхода революции и публично обращался к Всевышнему с горячими мольбами, чтобы наказание за его прегрешения было наложено на него в этой жизни, а не в будущей. После отречения Маврикия от престола партии синих и зеленых стали оспаривать одна у другой право выбирать императора; но любимец синих был отвергнут их завистливыми противниками, и сам Герман был увлечен народной толпой, которая устремилась к находившемуся в семи милях от столицы Гебдомонскому дворцу для того, чтобы преклониться перед величием центуриона Фоки. Скромное намерение Фоки уступить престол более знатному и более достойному претенденту — Герману встретило со стороны этого последнего еще более упорное и одинаково искреннее сопротивление; Сенат и духовенство подчинились требованиям Германа, и лишь только патриарх убедился в православии религиозных верований центуриона, он дал счастливому узурпатору свое благословение в церкви св. Иоанна Крестителя.

На третий день после того Фока совершил свой торжественный въезд в столицу на колеснице, запряженной четырьмя белыми конями, среди радостных приветствий безрассудного населения; мятеж войск был награжден щедрыми подарками, и новый монарх после посещения своего дворца любовался со своего трона играми ипподрома. По случаю спора двух партий о старшинстве его ригор обнаружил его пристрастное расположение к зеленым. "Не забывайте, что Маврикий еще жив",— раздалось с противоположной стороны, и этот неосторожный возглас синих послужил предостережением для тирана и стимулом для его жестокости. В Халкедон были отправлены исполнители смертной казни; они силой вытащили императора из святилища, в котором он укрылся, и пять сыновей Маврикия были умерщвлены один вслед за другим на глазах их несчастного отца. При каждом ударе убийц, проникавшем до глубины его сердца, он находил достаточно сил, чтобы повторять благочестивые восклицания: "Ты правосуден, о Боже, и твои приговоры справедливы". И такова была в последние минуты его жизни непреклонная любовь к правде и справедливости, что он разоблачил перед солдатами обман кормилицы, из преданности заменившей царского ребенка своим собственным. Эта трагическая сцена закончилась смертью самого императора на двадцатом году его царствования и на шестьдесят третьем году его жизни. Трупы отца и его пяти сыновей были брошены в море; их головы, выставленные напоказ в Константинополе, вызывали оскорбления или сострадание толпы, и только при появлении признаков гниения Фока дозволил частным образом предать земле их смертные останки. В этой могиле общественное мнение похоронило ошибки и заблуждения Маврикия. В памяти осталась лишь его плачевная участь, и по прошествии двадцати лет рассказ о ней Феофилакта вызывал слезы слушателей.

Такие слезы, должно быть, проливались втайне, так как эти выражения соболезнования были бы преступны в царствование Фоки, который был без сопротивления признан императором и восточными, и западными провинциями. Изображения императора и его супруги Леонтии были выставлены в Латеране на поклонение римского духовенства и Сената и потом сложены во дворце Цезарей вместе с изображениями Константина и Феодосия. И в качестве подданного, и в качестве христианина Григорий обязан был признать установленную правительственную власть; но радостные поздравления, которыми он приветствовал возвышение убийцы, запятнали характер этого святого неизгладимым позором. Преемник апостолов мог бы с приличной твердостью объяснить Фоке преступность его действий и необходимость покаяния; вместо этого он праздновал освобождение народа и гибель притеснителя, радовался тому, что за свое благочестие и человеколюбие Фока возведен по воле провидения на императорский престол, воссылал молитвы о том, чтобы небо ниспослало ему достаточно силы для преодоления всех его врагов, и высказывал надежду или, быть может, предсказание, что после продолжительного и славного царствования он променяет свое временное царство на вечное. Я уже описал весь ход переворота, которым, по мнению Григория, все были так довольны и на небесах, и на земле; но Фока так же гнусно пользовался своей властью, как гнусно приобрел ее. Один беспристрастный историк описал наружность этого чудовища — его маленький рост и безобразную фигуру, его щетинистые брови, сросшиеся вместе, его рыжие волосы, безволосый подбородок и широкий уродливый рубец на щеке. Не имея никакого понятия ни о литературе, ни о законах, ни даже о военном искусстве, он пользовался своим высоким положением для того, чтобы удовлетворять свою склонность к сладострастию и пьянству, и его грубые наслаждения были или оскорблением для его подданных, или позором для него самого. Отказавшись от профессии солдата, он не принял на себя обязанностей монарха, и царствование Фоки ознаменовалось для Европы позорным миром, для Азии опустошительной войной. Его свирепый нрав воспламенялся от гнева, ожесточался от страха и раздражался от сопротивления или упреков. Бегство Феодосия в Персию было приостановлено, или вследствие быстроты преследования, или вследствие того, что он был введен в заблуждение ложным известием; он был обезглавлен в Никее и в последние часы своей жизни нашел облегчение в утешениях, доставляемых религией, и в сознании своей невинности. Однако его призрак нарушал покой узурпатора; на Востоке ходил слух, что сын Маврикия еще жив; народ ожидал появления мстителя, а вдова и дочери покойного императора охотно признали бы самого низкого самозванца за своего сына и брата. При избиении членов императорского семейства Фока из сострадания или, вернее, из осторожности пощадил этих несчастных женщин, которые содержались приличным образом в одном частном доме. Но императрица Константина, еще не позабывшая о судьбе, которая постигла ее отца, ее мужа и ее сыновей, мечтала о свободе и мщении. Воспользовавшись ночной тишиной, она бежала в святилище св.Софии; но ее слезы и золото ее сообщника Германа не могли вызвать восстания. Ее смерть должна была удовлетворить и мстительность императора, и даже требования правосудия; но патриарх испросил ее помилование, дав клятву, что ручается за нее; местом ее заключения назначили один монастырь, а вдова Маврикия воспользовалась этой снисходительностью убийцы ее мужа и употребила ее во зло.