Умер архиепископ Иона, который умел умирять страсти. Умер умудренный опытом владыка, умевший лавировать между Москвой и Вильной и их сторонниками в Новгороде. Наверное, мало кто понимал, что вместе со старым архиепископом умерло для Новгорода старте время.
Бедный сирота, он был взят из милости в дом бояр Медоварцевых и отдан дьякону на обучение грамоте. Болезненный, тихий мальчик не принимал участия в шумных' мальчишеских забавах своих сверстников. Зато он еще в детстве поверил в предсказание юродивого: «Иванец... быти тебе в Великом Новеграде архиепископом». «И бысть же при его святительстве мир со всеми землями, и тишина, и гобзование (процветание.— 10. А.) плодом».
Каково было собственное политическое лицо Ионы? Трудно ответить на этот вопрос. Ясно, пожалуй, одно. Он действительно хотел мира для Новгорода. Он хотел избежать разрыва с Москвой. И за двенадцать лет его пребывания на кафедре этого разрыва не произошло, хотя натянутая струна не раз вот-вот была готова лопнуть. Мир удалось сохранить в 1460 году. Удалось сохранить и в 1463-м. Но прочным этот мир быть не мог, как не может быть прочной упряжка коней, скачущих в разные стороны.
Это, без сомнения, хорошо понимали в.Новгороде. Понимал, вероятно, и сам владыка. Ведь переговоры о приглашении Олельковича на Новгородский стол научались еще при его жизни и, конечно, с его ведома.
К чему стремилась господа, приглашая «князя из королевы руки»? В литературе существует мнение, что речь шла о создании своего рода буфера между Вильной и Москвой— «наместничества для православного магната». Такой план, если он и существовал в действительности, едва ли был реалистичным. «Наместничество» продержаться долго не могло — оно с неизбежностью должно было скоро качнуться или в сторону Москвы, или в сторону Вильны. На новгородском столе Михаил Олелькович должен был ориентироваться либо на великого князя всея Руси, либо на великого князя Литовского и короля Польского. Если приглашение Олельковича и было компромиссом между «литовской» и «московской» партиями, компромисс этот мог носить только временный, конъюнктурный характер, не решая основных, принципиальных вопросов.
Хоть и медленно текло в.ремя над городом святой Софии, но все же настал момент окончательного, решительного выбора: «быть или не быть».
«Быть или не быть» — новгородской старине и пошлине, могуществу бояр, буйному вечу, бесправию смердов, приниженности пригородов. Пушным факториям на Печоре и Мезени, лихим походам за данью в глухие северные леса, торговле с ганзейскими купцами, набитым золотом и серебром подвалам и полатям святой Софии. Гордой осанке бояр на переговорах с великим князем, самостоятельности владыки, власти господы над огромной территорией от Валдая до Белого моря,, от Ладоги до предгорьев Урала.
«Быть или не быть» — Руси и ее народу. Останется ли Русская земля слабо связанным конгломератом княжеств и городов, дрожащих перед Литвой и трепещущих перед ордынским ханом,? Сохранится ли русский народ на своей земле, или сама эта земля перестанет быть Русской и окончательно исчезнет, разделенная между соседями и превратится только в географическое понятие, вроде «Сарматии» или «Скифии», как величали нашу страну западноевропейские книжники? Через узкие шведские двери и литовские ставни, может быть, когда-нибудь и прольется свет на огромную равнину Северо-Восточной Европы, населенную полудикими племенами, поддаными короля и хана, «схизматиками», говорящими на непонятном для «просвещенных» европейцев наречии. И навсегда исчезнет русское имя, русское слово. Или появится, окрепнет новая сила — единое могучее государство, объединит Русь, свергнет ордынские оковы, вернет похищенные у нее земли и достойно войдет в семью великих народов мира?
Новгород. Кремль. Башни Княжая и Кокуй зимой.
Проще говоря, вопрос стоял так: боярская власть в Великом Новгороде или единство Русской земли. Третий вариант был исключен. И это по-своему хорошо понимали и в Новгороде, и в Москве.
Испросив на новгородский стол -«князя из королевы руки», господа сделала важный, едва ли обратимый шаг к разрыву с Москвой, со всей политической традицией, связывавшей «от отчич и дедич» Русскую землю в единое, пусть и раздробленное, целое под стягом великих князей. Прибытие Олельковича создавало новую политическую ситуацию, благоприятную для противников и неблагоприятную для сторонников Москвы на новгородском вече.
Но борьба между этими группировками была еще далеко не закончена.
15 ноября. Важнейший политический акт феодальной республики — выборы нового архиепископа. На площади перед святой Софией собирается вече — посадники, и тысяцкий, и «весь Великой Новъгород». Впрочем, эта площадь так мала, что на ней могут поместиться только представители концов и улиц, члены боярских кланов, «лучшие люди» Новгорода. На престол в Софийском соборе кладутся три жребия: «един — Варсонофьев, духовника владычня, а другой — Пуминов, ключника владычня, а третий — Фефилактов с Вежищи, протодиакона и ризника владычня». Это старая новгородская традиция. Так избирали в свое время Иону, а "перед ним — Евфимия и длинный ряд их предшественников. «Кои себе жребии избереть на престоле дом святого Софея, тоя всему Великому Новугороду преосвященный архиепископ». Архимандрит Юрьева монастыря по очереди вынимал жребии. Побеждал тот, чей жребий оставался на престоле. Затаив дыхание, ждала толпа на площади исхода древней, священной церемонии. «И осташе на престоле жребси Фефилактов, протодиакона и ризника владычня». «Весь Великой Новъгород» сразу пошел за ним в его монастырь, на Вежищи. «И възведше в владычень двор, на сени честно, и нарекше й (его. — Ю, А.) и лреосвящен-ным архиепископом». За триста лет это был двадцать первый по счету архиепископ Великого Новгорода и Пскова.
|
