Загубленная любовь - [77]

В плане численности обе банды были примерно равно, но скины из Лэдброк-Гроув потеряли преимущество внезапности, а это, пожалуй, было единственным, что могло переломить ход боя в их пользу. Как бойцы они явно сильно уступали тем, на кого по глупости полезли. К концу драки численность уже не имела особого значения, потому что узкий вход в Эклэм-холл работал как бутылочное горло — победителем должна была выйти та сторона, на которой окажутся более яростные бойцы. Я в своё время повидала немало разборок, и у меня не было особого желания любоваться ещё одной, развернувшейся во всей красе, тем более, что у любого наблюдателя были все шансы заполучить по голове одной из пивных бутылок, летевших во всё стороны. Мы с Гарретом предприняли тактическое отступление в зрительный зал, где группа регги торопливо снимала со сцены свое оборудование и перетаскивала его в гримёрку. Мы помогли им поднять особенно громоздкие усилители и динамики, которыми и забаррикадировали дверь в гримерку, как только оказались внутри. В итоге в крохотной комнатушке оказалось около двадцати человек: дюжина растов, несколько их подруг, панковская парочка и мы с Гарретом. Клетушка была пропитана страхом, особенно потому, что в воздухе витало ещё и почти осязаемое ощущение опасности.

— Да они все просто бешеные придурки! — пожаловался солист регги группы. — Чего ради кулаками махать, когда можно спокойно сесть и курить травку. У этих ребят совсем соображения нет, им неприятности нравятся больше, чем спокойная жизнь.

— Точно, братан! — поддержал его парень из панковской парочки. — Вот мы знаем другую группу, так они и сами вечно в драку лезут. Больше всего им по душе бить нацистов, но если расистов под рукой не оказалось, они с кем угодно могут сцепиться, а если кроме них, больше никого нет, так и друг другу морды понабивают. Не, музыка у них нам нравится, а вот вечные драки вокруг них — нет.

— Они, эти — совершенно ненормальные, — добавила одна из женщин-растов.

— Они, скинхеды Лэдброк-Гроув, вовсе не расисты, — вставил бас-гитарист растафари. — Я кое-кого из них знаю, они краснокожие и слушают старые записи регги.

— Это просто разборка между бандами, — заметил ритм-гитарист. — И по всему миру такое же дерьмо. Просто это ещё одна субботняя ночь в Вавилоне.

— От этих антирасистских концертов каждый раз одни расстройства, — дополнил солист, — а вот на блюзовых вечерах такого никогда не случается.

— Так почему же вы делаете концерты «Рок против расизма»? — спросил Гаррет.

— Разумеется, во имя благоденствия растаманов! — рассмеялся солист. — Они, белые учителя из Социалистической Рабочей, говорят, что им нужна группа регги для движения «Рок против расизма» — я говорю, что это обойдётся им в сто двадцать фунтов. Они говорят, что панк-рок группа, которая играет перед нами, приводит практически полный зал и берёт всего десять фунтов, только чтобы покрыть расходы на бензин досюда. Я говорю — если вам нужна регги группа, значит и платить надо, как за регги группу, а ещё говорю — раст-группа будет основной. Наши друзья на такие концерты не ходят, но приятно же, когда в списках музыкальной прессы наше имя в самом верху. Поговорил я с басистом из панк-группы, и он сказал, что сам из социалистически-рабочих, и вообще во все это верит. Так это его проблемы, парень. Для Джа[203] я играю бесплатно, а для белых — за деньги. Антирасистские концерты дают нам возможность начать оправляться от последствий рабства.

— Кроме того, — добавил гитарист, — у нас расходы больше, чем у панков. Им, конечно, досюда ехать дольше, зато они не курят травку, чтобы войти в нужный настрой. Саунд у панков напряженный, этакая проволочная музыка для людей, которым нравится танцевать с таким видом, будто им пивную бутылку в задницу затолкали. А мы курим хорошую травку, чтобы настрой был густым. Шум дешевеет, когда утончённая полиритмика поднимает цену.

— А мне ваш задор нравится, — встрял Гаррет, — напоминает мне об одном парне, которого я знал — его имя Майкл Икс.

— Это крутой чувак, — тут же выдал солист, — это его загребли за убийство на Тринидаде и отправили на виселицу.

— Мы имеем некоторое отношение к кампании против этой исключительной ошибки правосудия, — уточнила я, — мы оба знали Майкла ещё с давних пор, с шестидесятых.

— Вот такой подход к политике мне по душе, — восторженно заявил солист, — пытаться спасти человека от казни из-за судебной ошибки — гораздо правильней, чем весь этот социалистически-рабочий оппортунизм.

— Где это ты выучил такие слова, как оппортунизм? — встроенный в Гаррета детектор лжи работал непрерывно.

— Состоял когда-то в освободительной коммунистической организации под названием «Большое пламя», ещё когда был студентом Лондонского экономического колледжа.

— Ну прямо как Мик Джаггер! — воскликнул Гаррет.

Понятия не имею, понимал ли регги солист, что Гаррет своим выпадом насчёт «Роллинг Стоунз» втягивал нас в определённую словесную пикировку. Мой друг продолжил тем, что впечатлил всех своим традиционным заявлением «Я вам знахарь, а не дилер», после чего добрых двадцать минут разъяснял, что современный человек находится в непрерывном стрессе из-за чрезмерной стимуляции, и единственное лекарство от этого — регулярно колоть герик. Аудитория Гаррета сочла его утверждение воодушевляющим, но по-моему, они так и не поняли, что он искренне и горячо верил в довод, который привел им. В ходе своей речи Гаррет вплёл множество своих излюбленных теорий, преподнося их как нечто совершенно новое. Пожалуй, самой лучшей фразой, сильнее всего зацепившей их, был обычный ответ Гаррета наркоманам, которые выпрашивали у него герыч в долг, а именно: «никто не хочет платить за наркоту, от которой уже кайфанул».