Заговоры, как вид русской народной поэзии - [5]

Шрифт
Интервал

Два примера уяснят нам, в чем состоит живучесть народных произведений.

В эпоху кулачного права рыцарь, входивший в чужой замок, должен был непременно снимать шлем и перчатки. Это была необходимая предосторожность со стороны хозяина: его гость без этого вооружения был уже безопасен. В наше время обычай

35

этот, имевший некогда разумное основание сохранился в лишенной действительного значения церемонии – снимать шапку с головы и не подавать рук в перчатках при здравствовании. Лучшим доказательством, что именно таково начало нашего обычая, служит то, что он обязателен только для мужчин; дамы подают руки в перчатках и это не считается невежливостью>5. Здесь мы можем видеть, как продукты народной жизни, раз получив жизнь, живут и тогда, когда корни их давно засохли и смысл позабыт. Возьмем другой пример. Жрецы Диониса рассказывали набожным поклонникам похождения этого бога. Мало-по-малу из этого развиваются религиозные мистерии, классическая трагедия и комедия, новейшая драма, опера важная и опера буффа. Посмотрите, сколько различных явлений выросло из одного и того же корня; как они отличны по содержанию, смыслу, значению. Формальная же их сторона в сущности одна и таже – искусственное воспроизведение чьих-нибудь действий и соединенных с ними чувств. Здесь раз получившее жизнь явление производит целый ряд новых явлений, весьма отличных друг от друга по содержанию. Возьмем еще один пример из языка, этого величайшего из продуктов общей жизни народа, которого законы, кажется, всегда следует иметь в виду при отыскивании законов социальной жизни вообще. Возьмите любой корень и проследите его в многочисленных его разветвлениях. Раз возникший с известным значением корень дает жизнь множеству слов, из которых всякое имеет особый смысл, непохожий, а часто противоположный смыслу сродных. И все эти изменения смысла обусловливаются известными префиксами и суффиксами, тогда как существенное – корень всегда в сущности один и тот же. Вообще – закон живучести можно формулировать так: раз возникшее явление народной жизни или продолжает жить своей формальной стороной (напр. в виде обычая или церемонии), при чем исчезает из него внутреннее содержание; или живет, постоянно приобретая новое содержание, при чем формальная его сторона незначительно изменяется, принаровливаясь к каждому новому содержанию>6.

Для характеристики народных произведений остается еще сказать несколько слов о некоторых особенностях первобытного языка в связи с первобытной мыслью.

В народном творчестве на каждом шагу встречается многословие, богатство эпитетов. Слово в период возникновения народных произведений не было еще знаком, который пробуждает в уме соответствующую мысль; человек не умел еще мыслить

36

абстрактно. Его мысль, как и его слово – картина. Произнося сознательно слово “тело”, я имею в уме мысль о теле, мысль вполне ясную, т. е. вполне отличную от тех мыслей, которые язык выражает другими словами (дерево, камень и т. п.). Если я больше остановлю свое внимание на слове “тело”, то в моем уме выступит ясно образ тела. Очевидно, вследствие весьма частого употребления этого слова, мои чувства лишились способности, вслед за каждым произнесением этого звука, претерпевать в слабой степени те впечатления, которые они претерпевали при беспосредственном столкновении с самым предметом, которому данный звук служит названием. Чтобы видеть картину предмета, мне необходимо известное, хотя и весьма слабое, усилие. Впрочем мне эта картина и не нужна, благодаря привычке думать отвлеченно.

Слово и мысль не два различные факта, а один и тот же факт или, вернее, две стороны одного и того же факта. Если для лингвиста ясно, что слово первобытного человека и слово человека современного – две разные вещи, что первобытное слово есть картина предмета, нарисованная по одному, наиболее выдающемуся признаку, (земля, γη = рождающая, terra вм. tesva – сухая), тогда как слово современное есть только условный знак предмета, – то не менее ясно должно быть и для психолога, что таково же отношение и между мыслью первобытной и современной. Первая есть немая картина, вторая – немой знак>7.

После всего сказанного должно быть ясно, почему, при произнесении слова “тело”, мне в голову не приходит прибавить “белое тело”>8. Первобытный человек, произнося слово “тело”, в своем уме видел тело, действительное, белое, чувствовал его мягкость, теплоту. Картина сама теснилась в его голове и он не мог не рисовать ее перед слушателем. Потребность эта и обнаруживается таким плеоназмом, как напр. “на солносходе красного солнца”>9. Когда слово-картина, “солносход”, вследствие частого употребления, стало словом-знаком, то народ счел нужным прибавить “красного солнца”. Что богатство эпитетов обусловливается конкретным, образным мышлением, видно из того, что оно ничуть не меньше и в современном художественном описании. Географ, при описании страны, не употребляет эпитетов: он думает и выражается знаками; но сколько эпитетов в описании той же страны художником; говоря о Финляндии, он видит эту суровую и мрачную страну, а


Рекомендуем почитать
Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв.

Вниманию читателей предлагается первое в своём роде фундаментальное исследование культуры народных дуэлей. Опираясь на богатейший фактологический материал, автор рассматривает традиции поединков на ножах в странах Европы и Америки, окружавшие эти дуэли ритуалы и кодексы чести. Читатель узнает, какое отношение к дуэлям на ножах имеют танго, фламенко и музыка фаду, как финский нож — легендарная «финка» попал в Россию, а также кто и когда создал ему леденящую душу репутацию, как получил свои шрамы Аль Капоне, почему дело Джека Потрошителя вызвало такой резонанс и многое, многое другое.


Семейная жизнь японцев

Книга посвящена исследованию семейных проблем современной Японии. Большое внимание уделяется общей характеристике перемен в семейном быту японцев. Подробно анализируются практика помолвок, условия вступления в брак, а также взаимоотношения мужей и жен в японских семьях. Существенное место в книге занимают проблемы, связанные с воспитанием и образованием детей и духовным разрывом между родителями и детьми, который все более заметно ощущается в современной Японии. Рассматриваются тенденции во взаимоотношениях японцев с престарелыми родителями, с родственниками и соседями.


Категории русской средневековой культуры

В монографии изучается культура как смыслополагание человека. Выделяются основные категории — самоосновы этого смыслополагания, которые позволяют увидеть своеобразный и неповторимый мир русского средневекового человека. Книга рассчитана на историков-профессионалов, студентов старших курсов гуманитарных факультетов институтов и университетов, а также на учителей средних специальных заведений и всех, кто специально интересуется культурным прошлым нашей Родины.


Образ Другого. Мусульмане в хрониках крестовых походов

Книга посвящена исследованию исторической, литературной и иконографической традициям изображения мусульман в эпоху крестовых походов. В ней выявляются общие для этих традиций знаки инаковости и изучается эволюция представлений о мусульманах в течение XII–XIII вв. Особое внимание уделяется нарративным приемам, с помощью которых средневековые авторы создают образ Другого. Le present livre est consacré à l'analyse des traditions historique, littéraire et iconographique qui ont participé à la formation de l’image des musulmans à l’époque des croisades.


Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире

Пьер Видаль-Накэ (род. в 1930 г.) - один из самых крупных французских историков, автор свыше двадцати книг по античной и современной истории. Он стал одним из первых, кто ввел структурный анализ в изучение древнегреческой истории и наглядно показал, что категории воображаемого иногда более весомы, чем иллюзии реальности. `Объект моего исследования, - пишет он, - не миф сам по себе, как часто думают, а миф, находящийся на стыке мышления и общества и, таким образом, помогающий историку их понять и проанализировать`. В качестве центрального объекта исследований историк выбрал проблему перехода во взрослую военную службу афинских и спартанских юношей.


Жизнь в стиле Палли-палли

«Палли-палли» переводится с корейского как «Быстро-быстро» или «Давай-давай!», «Поторапливайся!», «Не тормози!», «Come on!». Жители Южной Кореи не только самые активные охотники за трендами, при этом они еще умеют по-настоящему наслаждаться жизнью: получая удовольствие от еды, восхищаясь красотой и… относясь ко всему с иронией. И еще Корея находится в топе стран с самой высокой продолжительностью жизни. Одним словом, у этих ребят, полных бодрости духа и поразительных традиций, есть чему поучиться. Психолог Лилия Илюшина, которая прожила в Южной Корее не один год, не только описывает особенности корейского характера, но и предлагает читателю использовать полезный опыт на практике.