Загон Скота - [28]
– Дай-ка этим паренькам по пинте и сооруди им чего-нибудь пожрать, – распорядился мистер Холл. И повернулся к нам:
– Вы ведь не ели, так?
Мы ели, но все втроем помотали головами.
Он подвел нас к нашему обычному столику в углу, и мы уселись. Подскочил хозяин с подносом, на котором стояли напитки. Мистер Холл, я заметил, пил оранжад.
– Все в порядке, Джон? – спросил хозяин. Я удивился, что он не назвал его сэром или вообще королем Иоанном.
Джон Холл его проигнорировал и присосался к оранжаду.
– Дрянь проклятая, – проворчал он.
Хозяин стушевался, и повисла напряженная тишина, которую прервал, наконец, я:
– Это у вас мясницкий халат? – спросил я.
– Мясницкий, да, – ответил он. – Мы мясники. Надо было ими и оставаться.
Мы кивнули, но ничего не сказали, а он продолжал:
– Начали мясниками, а потом купили земли и завели свой скот. Потом скота расплодилось слишком много, пришлось купить еще земли и заменить все ограды. Так мы занялись оградами, но тут уж слишком много на себя взяли.
– А кто занимается оградами? – спросил я.
– Мой брат, – ответил он.
– Что – один?
Тэм и Ричи, молча изучавшие свои пинты, подняли головы и посмотрели на мистера Холла.
– Нет, конечно, – сказал он. – У него это парни делают, но они слиняли.
Вернулся хозяин – на сей раз он нес три тарелки с бифштексами и пирогом с требухой.
– Я положил им твоего особого, Джон, – сказал он.
– Да, да, хорошо, – рявкнул мистер Холл, и хозяин снова стушевался.
Пока мы ели, Джон Холл достал из кармана халата большой свернутый план и расстелил его на столе. Я увидел, что на нем – ферма мистера Перкинса и горка, на которой мы работаем.
Он выбрал точку на склоне и ткнул в нее пальцем.
– Вот тут мы стояли, – сказал он. Вытащил карандаш и написал на плане: МЫ СТОЯЛИ. Потом обмахнул рукой нижний угол.
– Вот тут земля – наша, – сказал он. – И нужна новая пограничная изгородь. Перкинс говорит, это наша забота. Парни ее как-то начали, но потом все слиняли.
Он не стал объяснять, почему или куда. Сложил карту и подвинул ко мне.
– Вам надо доделать, – сказал он.
– А мистер Перкинс знает? – спросил я.
– Его не касается, – ответил он.
Я сделал еще одну попытку выстоять:
– Нашему боссу это не понравится.
Он повысил голос:
– Да что это с вами? Получаете пиво, жрачку и бабки на лапу. Чего вам еще надо?
Пара человек у стойки обернулась к нам.
Я посмотрел на Тэма и Ричи:
– Нормально?
Оба кивнули.
– Значит, нормально, – сказал я мистеру Холлу. Тот хрюкнул и заказал еще выпивки. Ну вот я и вляпался. Значит, в Верхнем Боулэнде мы проторчим еще дольше. Не думаю, чтобы Тэму и Ричи пришла в голову эта часть уравнения. Их интересовала только наличка, которую заплатит мистер Холл. Как только он высадил нас у трейлера, они затараторили так, будто им обломилось наследство. Они словно и не думают, сколько лишней работы на нас свалится. Мистер Холл – их благодетель, за все то пиво, которым он их напоил, они и слова поперек него не потерпят.
– Если Дональд узнает, нам будет хреново, – сказал я.
– Так мы ж ему не скажем, правда? – ответил Тэм.
Наверное, нет. Надо признать: немного лишних денег на лапу мне тоже не повредит, а если мы зарядимся на выходные, то к понедельнику закончим как два пальца обмочить.
Но даже с такими перспективами поднять их на следующее утро с постели оказалось, как водится, делом тяжким. В восемь мы должны были встретить брата мистера Холла Дэвида на дороге. Но выезжать следовало раньше – забрать с горки инвентарь. На месте мы оказались вовремя, а братец появился в десять минут девятого на небольшом грузовике с платформой, заваленной кольями и металлической сеткой. Он представлял собой слегка сдувшуюся копию Джона Холла – только намного бодрее. Балагурил он, похоже, не затыкаясь.
– Хо-хо! – пропел он нам из кабины, подъехав. – Все б вам огороды городить, а, парни? Ха-ха!
Тэм и Ричи сразу же к нему прониклись несмотря на то, что курнуть с ними он отказался. Мне лично показалось, что он перегибает палку. Он то и дело отпускал шуточки про огорожан, оградоначальников и оградусников, а также ого-гордых оградостроителей, имея в виду нас. Что же до реального возведения оград, которым занимались мы, я никак не мог вообразить, чтобы такой человек лупил кувалдой по кольям или копал ямы под столбы. Вместе с тем, парняга он был неплохой и пошел нам навстречу – медленно проехал на своем грузовичке вдоль будущей ограды, пока Тэм и Ричи сбрасывали из кузова колья.
Сама ограда выглядела довольно прямолинейной конструкцией. Когда Дэвид Холл уехал, Тэм кинулся маршировать вдоль нее, вопя во всю глотку: «Как не фиг делать!». Он был прав – делать тут действительно было не фиг. Но и тощища это была смертная. Мы-то привыкли строить ограды по склонам и прочим буеракам. В конце концов, такова наша специальность. А эта ограда просто тянулась и тянулась по краю земель Братьев Холл. Плоских, как блин. Но вбивать следовало просто дьявольское количество кольев. В отличие от высоконатяжимой ограды, которую мы строили на горке, эта была обычной сетчатой. Чтобы сетка не провисала, колья вбивались через каждые два ярда, а значит, их у нас будет – четыреста. К середине дня мы окончательно одурели от монотонного вколачивания. Тэм решил посчитать, сколько уже вбито и сколько осталось. Стало только хуже.
«– Хотя вот еще что, – сказал он, пошелестев бумажками в папке. – Я тут просматривал ваш ежедневный пробег за декабрь. Судя по этим записям, в среду, четвертого, вы сделали шестьдесят три мили, в четверг, пятого, – шестьдесят три мили, а в пятницу, шестого, – один миллион двенадцать тысяч двадцать две мили. Куда вы ездили в тот день?..»Один из самых ярких представителей современной британской литературы «черный юморист» Магнус Милл ззнает, о чем пишет. Восемь лет он строил ограды, двенадцать лет– водил автобус.
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.