Загадки Короны - [47]

Лапы Элдвина стучат по сухой степной земле. Мышцы у него ноют от напряжения, дышать тяжко, но он продолжает бежать. Потому что он должен победить Паксахару…

Более полувека она была преданной спутницей королевы Лоранеллы. Фамильярам поведала об этом пой-трава к югу от Животского каньона. Но в роковой день, когда зайчиха забрела в пещеры Кайласы, все изменилось. Она увидела рисунки на каменных стенах. Она узнала, что некогда животные правили этим миром.

Лапы Элдвина все стучат по сухой земле…

Темные помыслы Паксахары обрели жизнь, когда она приняла облик королевы и поменялась с нею местами. Воссев на престол Огромии, Паксахара мало-помалу ослабляла защиту, созданную Лоранеллой для своего королевства. Зачарованные преграды пали. Погодные заклинания утратили силу. Если бы не Пророчество, люди и животные не заподозрили бы вероломного обмана и надежды ведьмы-зайчихи могли бы сбыться. Но однажды в ночном небе мелькнули три танцующие звезды и упали, возвестив, что три юных заклинателя восстанут против Паксахары и спасут королевство. Далтон, Марианна и Джек – все решили, что звезды предрекли их жребий. Но Пророчество говорило не о них, а об их фамильярах. Коту, сойке и лягушке суждено стать героями.

Элдвин бежит и бежит, и ветер треплет его усы…

А потом красные прожилки в стенах Цитадели вдруг замерцали.

– А это… еще… что? – задыхаясь, прохрипел Гилберт.

Стены вдруг начали исчезать – огромные камни один за другим растворялись в воздухе, постепенно открывая внутренность башни. Стала видна винтовая лестница со всеми ее ступенями и площадками.

– Цитадель… – пролепетала Скайлар. – Сейчас уйдет.

Несколько мгновений – и большей части крепости как не бывало. Осталась только верхушка, основание и вьющаяся спиралью лестница. Еще миг – и ступени тоже исчезли; вершина башни словно повисла в воздухе. Теперь внизу можно было разглядеть шар размером с хороший валун; внутри у него клубилась какая-то синяя дымка. Значит, вот он, этот шар-переместитель, о котором говорил Агорус. Шар вращался и вращался, пока вся Цитадель до последнего кирпичика не оказалась в каком-то новом, неведомом фамильярам месте. А потом пропал и сам шар.

Фамильяры молчали. Да и что тут скажешь? Они рискнули – и проиграли. Друзья понуро побрели назад, к следам Баксли. Драгоценное время потрачено зря, и теперь еще придется наверстывать упущенное.

Спустя несколько часов вконец измученные фамильяры притащились к поросшему деревьями берегу. Они шли по следам Баксли, не останавливаясь, но солнце все равно упрямо клонилось к горизонту и перечеркивало степь длинными тенями. Гилберт выпустил призрачного щенка поиграть, и тот принялся носиться вокруг фамильяров, очертя голову кидаясь от одной тени к другой.

– Давай-давай, – покивал Гилберт, глядя на резвящегося щенка. – Не зевай, дружок, проворонишь тенек.

При этих словах песик обрадованно замахал хвостом и тявкнул.

– Ой, а ему понравилось! – заулыбался Гилберт. – Может, это его имя?

– В смысле, Дружок? – переспросил Элдвин. – Ага, для собаки самое то.

– Дружок? – скривился Гилберт. – Да нет, не Дружок. Тенек. Тенек – вот самое то для собаки.

Дальше путь фамильяров вел через прибрежную рощицу, где росли кокосовые пальмы и разные другие деревья. По дороге друзья наткнулись на стоявшие кружком земляные хижины-мазанки. Правда, эти жилища и на хижины-то с трудом тянули – скорее большие кучи грязи с дыркой наверху. Посреди деревушки возвышалась статуя кота, вылепленная из глины. Элдвин подошел поближе. Глиняный кот как две капли воды был похож на него самого – только весь коричневый. Ну и оба уха у него были целыми.

И вдруг в холодном вечернем воздухе раздался голос.

– Ты вернулся, – донеслось из какой-то землянки.

Элдвин развернулся. На него из темноты смотрели два недоверчивых глаза. Их обладатель явно побаивался пришельцев.

– Это он, – произнес другой голос.

Из дырок в землянках стали высовываться длинные рыла. В мгновение ока фамиляров окружили десятки трубкозубов – бледных безволосых созданий, похожих то ли на свиней, то ли на небольших бегемотов. Все они благоговейно уставились на Элдвина, а Скайлар с Гилбертом словно бы и не замечали. Самые морщинистые старички даже начали кланяться. Те, что помладше и побойчее, подбегали и дотрагивались до Элдвиновой лапы. Словно узнавали в нем какую-то важную особу.

Элдвин еще раз глянул на статую, и тут его осенило. Ну конечно! Теперь понятно, кого она изображает. Впервые в жизни Элдвин смотрел на портрет своего отца.

– Баксли, спаситель наш, – проговорил один из трубкозубов. – Ты вернулся.

– Вы не за того меня приняли, – ответил Элдвин. – Я не Баксли.

Трубкозубы оторопели.

– Но как же твои белые лапы, – осмелился возразить трубкозуб, – и окрас твоей шерсти…

– Я не Баксли. Я его сын, Элдвин.

Погасшие было глаза снова вспыхнули радостным огнем.

– Сын Баксли! – провозгласил другой трубкозуб. – Великая мать-глина даровала нам второго спасителя!

Трубкозубы ликовали. Из землянок выскакивали их новые и новые сородичи, таща глиняные горшки с муравьями. Все сгрудились вокруг Элдвина, отпихнув в сторону Скайлар с Гилбертом.