Загадка завещания Ивана Калиты - [76]
Впрочем, нередко сговорная и рядная записи объединялись в одном документе. Такова, к примеру, рядная (сговорная) запись 1612 г. о женитьбе крестьянина Прилуцкого монастыря Марка Иванова сына Скоровского на Епистимии Окинфиевой, содержащая как перечень передаваемого жениху имущества, так и обязательство последнего жениться. Из пометы на этой грамоте: «А записи писалъ по противнемъ Иванко Дмитреевъ» выясняется, что подобные документы составлялись в двух экземплярах — один предназначался жениху, другой оставался у родственников невесты[691].
Наконец, окончательно процесс сватовства и женитьбы оформлялся так называемой «венечной памятью». Такова одна из них, датируемая 1630 г.: «По благословению великого государя святейшаго патриарха Филарета Никитича Московского и всеа Русии указу, и по грамоте Нижнего Новагорода отъ Архангилского протопопа Иосифа, да отъ поповъскихъ старостъ: от Троецкого попа Богдана, да села Офонасьева от Успенского попа Ивана, въ село Лекеево Николскому попу Мартемьяну. Женится отрокъ Романъ Ивановъ, поймаетъ девку Устинью Андрееву дочь. И ты бъ про нихъ обыскалъ, чтобъ ни въ роду, ни в племяни, ни въ кумовстве, ни въ сватовстве. А обыскавъ бы еси венчалъ. Лета 7138 году генваря въ 10 день. Къ сему знамени Архангилской протопопъ Иосифъ печать свою приложилъ»[692].
Подобные документы были в ходу и в гораздо более позднее время, дожив в крестьянской среде вплоть до эпохи НЭПа начала 20-х гг. XX в. Таковы, к примеру, несколько решений сельского схода подмосковной деревни Ступино по утверждению «семейных контрактов».
Вот первое из них: «26 апреля 1918 г. мы, нижеподписавшиеся Жилевского волостного совета граждане д. Ступиной, быв сего числа на общем собрании в присутствии председателя сельского совета Алексея Ильичева, где обсуждались вопросы нашего селения, куда и явилась наша односельная гражданка вдова Парасковья Евфимиевна Абрамова с зятем своим Николаем Ивановичем Аббакумовым из д. Сайгатово Туровской волости, который и проживает с семейством у ней, Абрамовой, и заявила, что она вдова престарелых лет, наследников у нее нет, кроме единственной дочери Ольги Ивановны Аббакумовой, и что она все свое полное хозяйство, как движимое, так и недвижимое передает зятю своему Николаю Ивановичу Аббакумову с правом принятия его в дом и причисления к гражданам д. Ступиной, с правом пользования правом голоса наравне с прочими гражданами. По выслушании заявления общее собрание приняло просьбу Абрамовой во внимание и постановило принять Николая Ивановича Аббакумова в граждане д. Ступиной с правом пользования имуществом Парасковьи Абрамовой во все полное ее обеспечение, причем он должен покоить, кормить и поить Абрамову до самой ее смерти, и настоящий приговор передаем в Жилевский волсовет, в чем и подписуемся». Следуют подписи крестьян. Подписал председатель сельсовета А. Ильичев. «13 мая для передачи Абрамовой получил» (подпись неразборчива).
Аналогичное «домашнее условие» было утверждено сельским сходом 10 февраля 1922 г.: «Я, нижеподписавшийся гражданин д. Ступиной, Смагин Дмитрий Никифорович, даю сию расписку гражданке той же деревни Афимье Степановне Чуткиной в том, что я, Смагин, вхожу к ней, Чуткиной, во двор в зятья, на ее родную дочь Наталью Алексеевну, на условиях следующих: я, Смагин, обязуюсь выдать в замужество 2 Чуткиных дочерей Ольгу Алексеевну и Марию Алексеевну. В крайнем случае невыхождения в замужество Ольги и Марии я обязуюсь их спокоить, то есть обеих опекать, и также я, Смагин, обязуюсь исправлять все домашние расходы и так же по смерти Афимьи Чуткиной не считаюсь хозяином дома, а после смерти Чуткиной я должен остаться полным домохозяином, то есть наследником как домом, так и всем имуществом. Условие это я, Смагин, должен исполнять в точности. Условие сие сделано в согласии Афимьи Чуткиной и ее зятем Дмитрием Никифоровичем Смагиным. В чем и подписуемся: Ефимья Чуткина и Смагин Дмитрий»[693].
Тот факт, что подобные грамоты и соглашения дожили до начала XX в., а в виде брачных контрактов возрождаются и в наши дни, говорит о чрезвычайной устойчивости подобных документов и достаточно древнем их происхождении. Тем не менее естественным представляется вопрос — когда же возникает этот вид соглашений — в XVI–XVII вв., от которого дошли первые сохранившиеся рядные записи, или же в более раннее время?
Дошедшая до нас уникальная рядная грамота псковичей Тешаты и Якима, датируемая XIII в., позволяет говорить о том, что согласие сторон на брак стало фиксироваться по крайней мере начиная уже с этого времени: «Се порядися Тешата с Якымомь про складьство, про первое и про задьнее. И на девце Якым серебро взял, а мониста Тешатина у Якымовы жены свободна Тешяте взяти. И рощет учинила промежи себе. А боле не надобе Якыму Тешятя, ни Тешяте Якым. А на томь послуси: Давыд поп, Дорожка, Домослав Векошкые, Боян, Кузма Лоиковичь, Жидило Жихновичь, Иван Смолнянин. А кто сии ряд переступить, Якым ли, Тешята ли, тот даст 100 грив[ен] серебра. А псал Довмонтов писець»[694]. Как выяснили исследователи, перед нами — договор о взаимных расчетах в связи с женитьбой Якима на дочери Тешаты. Тешата, судя по этим расчетам, вдова, приданое за дочерью дает серебром, а взамен берет удочери (впоследствии жены Якима) свое монисто
