Загадка Иисуса - [39]

Шрифт
Интервал

. Древний вавилонский дракон, который был побежден при сотворении мира, но который еще жив, знает, что должен родиться его последний победитель, и пытается проглотить его, как это делает Пифон с сыном Латоны или Тифон с сыном Изиды.

«Знамение большое видено было на небе:

жена, одетая в солнце с луной под ногами,

с венцом из двенадцати звезд на голове:

она имеет в чреве своем,

она кричит от боли, мучимая родами[219].

И другое знамение, было видено на небе:

вот большой красный дракон

о семи головах с десятью рогами,

с десятью диадемами на его головах;

хвост его сметает третью часть звезд на небесах,

он их низвергает на землю[220].

Она родила сына первенца[221]

который поразит все народы железным жезлом[222],

дитя ее было восхищено к господу, к трону божиему»[223].

Согласно одному народному иудейскому верованию, о котором свидетельствует текст, сохранившиеся в Иерусалимском талмуде[224], мессия должен был родиться в тот день, когда храм был разрушен халдеями (ибо Исайя, как думали, возвещает смежность во времени разрушения храма и рождения мессии)[225]. Когда мессия родился, ураганы унесли его на небо. Любопытно наблюдать, как иудейский фольклор и греческая мифология состязаются в разрисовке сказочной картины рождения Иисуса.

Смерть его не изображена. Иисус был задушен в образе юного овна с семью рогами и семью глазами. Ибо в таком именно виде он появляется во время своего триумфа, когда он появляется у трона божия, когда пред ним падают ниц четыре властителя четырех частей зодиакального круга и двадцать четыре созвездия, держа свои гусли и протягивая свои золотые фиалы, полные ароматов[226]. Это пасхальный агнец Павла вступает торжественно в астрологическое небо.

Он является одновременно жертвой и жрецом высшего жертвоприношения. Это — иудейский первосвященник, одетый в облачение дня искупления, показывается взору пророка. Он имеет на себе длинное одеяние первосвященника, но черты Ягве.

«… Я обратился и увидел семь золотых светильников,

и посреди семи светильников подобного сыну человеческому,

облеченного в подир,

и по персям опоясанного золотым поясом.

Глава его и волосы белы[227], как белая волна,

и очи его, как пламень огненный[228],

и ноги его подобны халколивану[229],

как раскаленные в печи,

и голос его — как шум вод многих[230].

Он держит в деснице своей семь звезд,

И из уст его выходит острый с обеих сторон меч,

и лицо его, как солнце, сияющее в силе своей[231].

И когда я увидел его,

то пал к ногам его, как мертвый»[232].

Вот, наконец, и конный мессия, — Иисус на лошади в том его виде, в каком он скоро вспрыгнет на небо, где он будет еще скрыт для того, чтобы довершить божественные промышления:

«И увидел я отверстое небо,

и вот конь белый:

сидящий на нем называется верный и истинный,

который праведно судит[233] и воинствует…

он топчет точило вина ярости[234]

и гнева бога вседержителя.

На одежде и на бедре его написано имя:

царь царей, господь господствующих»[235].

Иисус Апокалипсиса, этот сын небесной девы, этот звездный овен, этот первосвященник бога или кровавый всадник, насквозь мифологичен. Это — Иисус Павла, но перенесенный в небеса, удаленный от рабской обстановки, освобожденный от всякого кажущегося сходства с земным. История его обрывается на фантасмагорических, электрических и грозных образах.

Послание к евреям является ценным сочиненьицем, автор которого и адресаты неизвестны, в котором нашла свое выражение после Павла и раньше конца первого века христианская мысль в своей наиболее, высокой и зрелой форме. Небесное первосвященство Иисуса, которое в Апокалипсисе является лишь видением, фигурирует здесь, как идея, подтверждаемая писаниями, доведенная до всех своих последствий. Иисус определяется здесь, как вечный прообраз, предвечный предтеча и подлинный преемник иудейского первосвященника.

Можно ли здесь различить за образом Иисуса черты исторического человека? Ни в коем случае. Послушаем, что говорят двое хороших судей: «Иисус Послания к евреям не является человеком, который своей личностью, своими учениями, своими страданиями произвел сильное и устойчивое впечатление. Это — божественное существо, которое, низошедши на землю, облеклось в плоть и кровь»[236]. «Молитва, страдания Иисуса в Послании к евреям и его прославление, как вечного первосвященника, не являются молитвой в Гефсимани, страстями и воскресением, о которых рассказывают наши евангелия, это прямая интерпретация писаний, а именно 21-го псалма, о котором можно сказать, что все его детали претворяются нашим автором в историю»[237].

Подобно Павлу, он заимствует и подбирает из писаний все, что он знает об Иисусе. Однако, из материала Павла он черпает совершенно иные выводы. Из псалмов 8-го и 109-го Павел вывел заключительные победы Иисуса. Наш автор извлекает оттуда еще кое-что. Псалом 8-й говорит: «Немного умалил ты его пред ангелами». Нашему автору нет дела до того, что речь идет здесь о человеке вообще. Аллегорический «человек» для него Иисус. Значит, Иисус был умален пред ангелами для того, чтобы быть скоро восхищенными выше их[238]. А другой псалом говорит: «Ты священник для вечности, равный Мельхиседеку». Это было адресовано первому из маккавейских царей-первосвященников, Симону Маккавею. Но какое дело до этого нашему автору? Аллегорически это адресовано к Иисусу. Это он кладет конец иудейскому священству и отрекается от левитского священства во имя вечного