– Уж слишком поздно, мой благородный Сэр Галлахер. Могучий лев, израненный, но грозный, последний бой готовится принять, но защитить с ним замурованную деву!
– Типун вам на язык, мамаша. Надо либо срочно валить, либо эту решётку как-то закрыть. Блин, да она же снаружи закрывается. Капец!
Всё пространство вокруг решётки стали обступать всё пребывающие люди, теснясь, они вставали в полукруг, выставляя в нашу сторону чадящие факелы. Потом строй заволновался и вперёд протиснулся колоритный кудлатый коротышка с огромным пузом и здоровенным мечом без ножен, рукоять которого покоилась где-то подмышкой, а острый конец с противным скрипом царапал каменный пол.
«Сейчас и этот свою шарманку заведёт», – отстранённо подумал я и не ошибся.
– Злочинный Сэр Галлахер, ты отринул волю предков, – утробно заголосил коротышка, – Могучий дуб, потомства не дающий, только собой в гордыне упоённый, ты подло обманул надежды тех мятущих дев, и этим к смерти сам себя приговорил! Скажи богам последнее прости и смерть прими, как подобает мужу!
– Слышь, дядя, достали вы меня, – отвернувшись, я лихорадочно оглядывал достаточно обширную камеру, но кроме полностью заблёванной бадьи, скамейки, на которой сидела Эйгир, и моего лежбища тут ничего приличного не было.
«Предложи ему последний бой», – опять прорезался ехидный внутренний голос, – «Перед смертью будешь точно знать, колющий или режущий твой знаменитый уд>23».
– Сэр Агравейн, бесполое отродье, посмели челяди и черни спор решать, людей достойный самых благородных? – Эйгир явно попыталась оставить последнее слово за собой, – Все в омуты Аннуна попадёте, не как герои, а как корм свиней…
Тут в спину мне полыхнуло, накатил нестерпимый жар, поглотивший так и не законченное проклятье Эйгир. И наступила тьма.
– Слышь, алхимик, а что это за чмо тут нагло развалилось? – как сквозь вату до меня донёсся брюзгливый голос, – Ты чё, в натуре, здесь ночлежку замутил? Рамсы попутал? Масть сменить решил?
– Не кипишуйте, Моня. Тут такое на поржать, что излагать надо долго и обстоятельно. Сижу я себе тихо, готовлю порцайку на второй замес. Ба, смотрю, а весь наш эфир вроде был, да весь выветрился. А мне после восстановухи феницилки осадочек надо подсушить. А, забей, тебе не догнать. Ну, типа перерывчик у меня образовался. Я метнулся в прикормленную аптеку, затоварился. Выхожу, а там наши, ещё с химфака, тесной компашкой к кормушке ползут. Сам знаешь, пивасик делу не помеха. Я им на хвост упал и мы так душевно засели, умные слова гоняем, всё как надо. Так вот, ты помнишь Людку? Она нам бензальдегид и нитроэтан всегда без мазы выкатывала.
– Это та обезьянка крашенная? Плоская как рояль, но с широкой кормой? Контрабас, а не девка.
– Она-она. Зато нормальная пацанка. И тут представляешь мы пивасик особо культурно себе цедим, халдей только раков краснопусеньких притаранил, а из угла тенью Гамлета вдруг выплывает этот задрот, бухой в хлам – видно отбился от стада таких же абстинентов, и упорно так старается держать курс прямо на Людку! Бух на колени и начинает ей что-то лепетать о том, какую хрень он вырезал на школьной парте и о самой первой любви аж в третьем классе. Людка в отпаде – мужичок явно ничейный, не окольцован, да вроде как запал на неё с детства, а потом с концами потерялся. Мы угораем, а она кулаками размахалась, а мне пообещала нас совсем без ингредиентов оставить. Ну я такой, типа раз тебе пруха попёрла, давай красавица, волочи своего школьного обожэ к неземному счастью, пока он не очухался. Людка по сторонам грозно позыркала, конкуренток вроде не видно, и давай меня прессовать за старый должок. Ну я что, бабки на хате есть, а Людка – она чел правильный и нужный. Дык, ей прямо сейчас надо затовариться, раз фарт, такой карасик сам в её загребущие лапки заплыл. Коньячок-шампусик, креветок-устриц там накупить для потенции. Ну, ясен пень – у девки праздничный день! Надо с размахом, чтоб до климакса икалось. Быстро бабки подбили, взяли тачку, закинули туда её слюнявого и метнулись сюда.
– Мог бы им бабки на улицу вынести, не светить хату.
– Да брось ты! Людка глаз с него не спускает, как бы не испарился, а мне в лом вверх-вниз бегать.
– А чего он здесь остался?
– В том и прикол. Притопали мы на кухню, я стал Людке должок хабаровскими>24 шинковать, как вдруг этот задрот вскакивает, ну прям Железный Феликс, так сурово мне изрекает: «Нужен аспирин» и прямиком в комнату! Я, как бабки досчитал, рванул за ним. А там картина Репина: стоит он над плошкой под второй замес и качается. Только я его хотел выпихнуть, как он этак серьёзно: «Зачем таблетку размочили?», бух на четыре кости и раз, языком, как собака, слизнул чуток. Попытался выпрямиться, и как подкошенный, на спину брык! Аж гул пошёл, чуть стёкла не треснули. Людка влетает и так его и сяк, а он в полной отключке. Глаза закатил, но вроде дышит ровно. А потом начался цирк и я Людку шуганул. С телефона задрота ей позвонил, типа номерок закинул и пообещал сдать на руки, когда оклемается.
– А чего с ней не отправил?
– А оно нам надо? Его Кондратий хватит, а вдруг в крови дурь найдут? И пойдёт писать губерния. А нам за такое реальный срок светит.
