Зачёт - [5]

— Ч-человолк!

— Давай, человолк, прыгай. И не вздумай попасть на нетоптаное. Подскажешь охотникам, где мы из оклада ушли, второй раз не выпустят.

После такого предупреждения Серунь сиганул как выпущенный из пращи.

— Ступай вперёд, да смотри, по накатанному, чтобы следов не оставлять.

— Почему это я первым должен?

— Чтобы я видел, что ты нормально прошёл. А то вздумаешь задом вихлять. Будто я не знаю, как ты ходишь.

Серунь что-то ещё ворчал, но, понимая, что сейчас главное уйти подальше, послушно потрусил по накатанному следу. Настороженный Хар бежал сзади. Он первым услышал звук моторов и скомандовал чуть слышным взвизгом:

— Стой! Одним прыжком скачи за сугроб и не вздумай бежать! Падай и в снег заройся. Машины идут! Бегущего они заметят, а так — мимо проедут.

— Что я заяц петли делать?

— Живо прыгай! Жить захочешь, будешь зайцем скакать!

Серунь бухнулся за куст, рядом очутился Хар, дёрнулся пару раз, стараясь зарыться в неглубокий снег.

— Теперь чтобы не шелохнулся.

Через минуту появилось несколько внедорожников, идущих по следу, проложенному снегоходом. Рёв моторов, вонючий выхлоп… для человека он, может быть, не очень и заметен. Но тонкое волчье обоняние терзает. Ещё минута нервотрёпки, и адский караван укатил.

— Видишь, сколько народа за нашими шкурами отправилось? — спросил Хар, выбираясь на дорогу. — Ничего, пускай постоят, помёрзнут на номерах. Это им полезно. Теперь нам, главное, подальше уйти из этих мест.

— Может, в лес свернуть?

— Нет. Лес прочешут с собаками. Надо выбираться на трассу и уходить по асфальту, где следов не остаётся. Ни один волк так делать не станет, так что нас там искать не будут.

— На трассе — машины!

— И что? Их издали слышно. Заляжем в кювете и пропустим, а потом дальше двинемся. Уйдём туда, где о нас никто и не слыхивал. А тут нам жизни не будет.

На днёвку беглецы, отмахавшие за утро километров двадцать, устроились возле самой трассы, неподалёку от километрового столба. Понимали бы, для чего предназначена эта штука, и что означают фигурки на ней, могли бы точно сказать, сколько километров отмахали.

Машины, даже в середине дня, ездили редко, по большей части фуры и гружёные кругляком лесовозы.

— Рубят и рубят, — ворчал Хар. — Скоро честному волку логово устроить негде будет.

— А тебе что за дело? — возразил Серунь. — На наш век хватит.

— Что б ты понимал. Только о себе и думаешь. Молчал бы лучше.

— Я понимаю. Я всё очень хорошо понимаю. Это ты фиг знает кто. Слова произносишь правильные, а других грызёшь, только кости хрустят. Вон, последний раз, у меня один зачёт, а у тебя — два!

— Кто ж тебе мешал? Я говорил, на рыжего бросаться, а ты что сделал?

— Ты меня не учи! Сначала ты меня голодным оставил, а потом указывать принялся, на кого бросаться. И плевать, что у тебя зачётной добычи больше. Ничего, погоди, станешь человеком раньше меня, тут я тебя и загрызу. Думаешь, пожалею, да? Ты у меня за всё заплатишь.

— Вот ты как заговорил? — Хар поднялся, не думая, что с шоссе его могут заметить. — Я ждал, что ты о чём-то таком подумаешь. Что ж ты ждёшь, щенок? Грызи. Посмотрим, кто кого. Я ж и в человеческом обличии тебя придушу, как мелкую шавку.

Только теперь Серунь понял, куда завёл его несдержанный язык. Он попятился, заскулил нечленораздельно, повалился на спину, суча лапами. Наверное, это его и спасло: волк не может загрызть собрата, который ползает перед ним в позе подчинения.

— Тьфу, — сказал Хар. Не прорычал, а именно сказал. — Лежи смирно, сейчас караван фур пойдёт.

Серунь покорно затих. А уж о чём он думал… о таком ни честный волк, ни живой человек думать не станет.

Сутки свернули к вечеру, воздух заметно похолодел. Люди в такую пору стараются не ездить, а волкам бегать в самый раз. Двигались, как и в прошлую ночь по вычищенной трассе, где не остаётся следов, да никому в голову не приходит их там искать. Теперь Хар бежал впереди, задавая темп, а Серунь поспешал следом и ныл:

— Куда мчимся? Я кушать хочу!

— Что значит — кушать? Слово это забудь, нет для тебя такого слова! Волк может жрать, рубать, лопать, уписывать, трескать, хавать, в конце концов, а кушать не может. Понял?

— Понял. Но я всё равно, хочу кушать.

Волк может забыть любые слова, но те, что связаны с едой, не забудутся никогда. Тем более что Хар тоже проголодался и хотел лопать, трескать и рубать. Но всего сильней хотелось наворачивать. По такому поводу решено было сделать остановку и малость подкормиться.

Хар выбрал луг неподалёку от одной из деревень. От трассы его прикрывала лесополоса, так что водители не могли заметить волков. От деревни луг отделяла прореженная, но ещё живая рощица. Людям в эту пору делать на лугу нечего, а декабрьские ветра сметали снег, даже в лесу не слишком глубокий. Место для кормёжки получалось самое удобное, жаль, что не для волков.

— Что мы здесь есть будем? — канючил Серунь.

— Мышей. Их тут полно. Мясо не хуже любого, только мелкое. Зато жевать не надо. Или ты думал, я тебе каждый раз лося добывать буду?

— Они же маленькие, как их ловить?

— Как лиса мышкует, видел? Или хорёк… Учуешь, где у них гнездо, прыгай и бей лапами. Кого оглушил, те твои.