Зачёт - [3]

— Тварь!.. — прорычал Хар. Имел в виду он, конечно не людей, защищавших свои жизни, а Серуня, который опять всё просрал.

Хар кинулся к джипу, ударился грудью о дверцу, отлетел. Джип это не Жигулёнок, ему дверцу с размаха не вышибешь. Прыгнул снова и, вспомнив что-то из навыков людской жизни, зацепил когтями ручку двери, рванул на себя, откатился, едва не попав под колесо, и с третьего раза ввалился в салон. Рыжий завизжал, пытаясь заслониться локтем, но Хар выволок его наружу и сомкнул челюсти на горле, прекратив крик.

«Зачёт!»

Теперь появилось время оглядеться, как следует. Двое мужчин и одна женщина мертвы, последняя, оставшаяся в живых, держит оборону в автомобильном прицепе, и удачно держит: Серунь, словивший дозу перцового аэрозоля, катается по снегу и трёт лапами морду.

— Уходим!

— Там ещё сучка зачётная… — простонал Серунь.

— Ты перца мало нюхнул? Так обожди, сейчас вертолёт с охотниками прилетит, они тебе зададут перцу.

— Чево бы им сюда лететь? — возразил Серунь, тем не менее, припустив вслед за Харом.

Далее они беседовали на бегу, как то умеют только волки. Ничьё чуткое ухо не может разобрать этот разговор, разве что летучая мышь услышит беззвучную речь. Но что может понимать летучая мышь?

— И чего ты добился? — неласково спросил Хар.

— А чево?

— А тово. Человечину зачем жрал? Ты же не голодный. День назад от пуза нажрались.

— Увлёкся, вот и не сдержался.

— Смотри, доиграешься. В человеческий облик вернёшься, а людоедом останешься. Поймают тебя очень быстро и не посмотрят, какой у тебя облик. Будешь в клетке сидеть до скончания века.

— Вот ещё. Пускай другие людоедами становятся, а я не буду.

— Знаю, как ты не будешь. Потом скажешь: увлёкся, не сдержался.

— Сам то лучше, что ли?

— И я не лучше. Но ты говнюк полный.

Некоторое время бежали молча. Потом, Серунь, переварив обиду, спросил:

— Куда мы так гоним?

— Прятаться. Так бы ушли, а теперь из-за тебя облава будет, хорошо, если завтра с утра, а может и сегодня.

— С чего бы ей быть? Шкуры у волков ещё не выкунели как следует. Вот недели через две начнётся охота, там только держись.

— Ты, я вижу, остатки разума потерял. Какие шкуры? На нас с тобой облава будет. Сколько мы за последнее время человеков задрали?

— Не знаю… Много.

— То-то и оно, что много. А люди не прощают, когда их бьют. Небось, у них только и разговору, что волки-людоеды объявились. Поэтому после звонка они сюда мигом прибудут, чтобы нас взять по горячему следу… — Хар остановился на мгновение, прислушался и сообщил: — Летят. Слышишь мотор?

— Может это не за нами. Мало ли, кто может лететь?

— Сходи, проверь. Но я бы советовал поспешить.

— Я так и не понял, куда мы бежим. По-настоящему надо бы в стаю. Среди других волков затеряемся, нас и не найдут.

— Они разбираться не будут. Перестреляют всех — и дело с концом.

— Охотники будут думать, что нас тоже убили, а мы, тем временем, дальше утечём.

— То есть, ты собираешься подставить под удар стаю, а сам потихоньку сделать ноги. Сука ты после этого.

— Я не сука, я самец.

— Какой ты самец… Стая тебя, можно сказать, спасла. Без неё бы ты пятьсот миллионов раз подох.

— Пятьсот миллионов — это сколько?

— Много. Тебе хватит.

— Всё равно. Волки в стае — вредители. Их уничтожать надо.

— Это ты вредитель, а они честные звери. Впрочем — стоп. Давай на днёвку ложиться. Завтра много бегать придётся, а сейчас нас с вертолёта засечь могут.

Выбрали место в густой крепи, залегли. Хар смутно размышлял, зачем он возится с Серунем. Ведь дрянное существо и помощи от него нисколько. Неужто, только оттого, что с ним можно говорить, не пряча мыслей? Как он общался с людьми, Хар помнил смутно, пелена забвения то и дело наплывала на него, не позволяя чувствовать себя человеком. А с волками жить… у волков всё просто, выть Хар научился виртуозно, а вот поговорить с ними не удавалось, самый умный волк знал десяток-другой слов, а всё остальное воспринимал, как бессмысленный шум. Серунь, всё-таки, разговаривал, хотя слушать его было погано.

— Ты сегодня два зачёта получил? — спросил Серунь.

— Два. Ты же видел. Рыжего ты упустил, вот мне и пришлось его брать.

— А я — один. Вторая баба удрала, да ещё и перцем плюнула. До сих пор глаза жжёт.

— Вылизывать не буду, — предупредил Хар. — Сам виноват, вот и расплачивайся.

— Я и не прошу. Хар, тебе сколько зачётов надо получить?

— Двенадцать. Я раньше мог до двенадцати считать, а теперь разучился.

— И у меня двенадцать. Я думал, сегодня последний зачёт, да не получилось отчего-то.

— Что бы ты делал, если бы получилось? Очутился бы в лесу, голый, рядом с растерзанным трупом. Даже женскую одежду не смог бы натянуть — всё изорвал. И свидетельница рядом, которая видела, как ты сначала её подругу убил, а потом человеком обернулся. Как хочешь, а для последнего зачёта людей надо аккуратно выбирать.

— Хар, а почему в голове про зачёт говорится? Те, которые по институтам учатся, они все такие, как мы?

— Они умные, а мы — дураки, вот и попали под раздачу.

— Умные… Скажешь тоже. Я бы этих умников грыз с наслаждением. Ничего, мне уже немного осталось. Стану человеком, жить буду в доме, а не по лесам бродить. Женюсь; бабу найду хозяйственную. Я в большой город не хочу, там страшно. И в деревню — тоже. Лес от деревни слишком близко, а в лесу волки. Я бы в маленьком городке засел. Жену определил бы на хозяйство, а я дома в тепле отдыхать стану.