Зачем России Европа? - [28]

 Не одни лишь эмпирические наблюдения,однако, противоречили славянофильскому мифу. Противоречила ему и наука. Крупнейший знаток истории русского крестьянства Борис Николаевич Чичерин с документами в руках доказал,что ,»нынешняя наша сельская община вовсе не исконная принадлежность русского народа, а явилась произведением крепостного права». В ответ славянофилы заклеймили Чичерина русофобом, «оклеветавшим  древнюю Русь». Настоящая загадка,впрочем, в другом.

 ГЕТТО

В том загадка, что никто не задал элементарный вопрос: куда идет Россия, если  крестьянина лишали гражданских прав в тот самый момент,когда «образованные» эти права  обретали (городские Думы,независимый суд, отмена телесных наказаний), страшно углубляя пропасть между двумя Россиями-- европейской и средневековой, петровской и московитской, увековечивая,по сути, «власть тьмы» над большинством русского народа? Великий вопрос о воссоединении России, поставленный перед страной  декабристами, был забыт напрочь. Вчерашние либералы, славянофилы, оказались на поверку националистами ( национал—либералами, если хотите).Во имя «искуственной самобытности» (выражение Владимира Соловьёва) они сжигали мосты между их собственной образованной Россией  с её Пушкиным и  Гоголем  и неграмотным «мужицким царством», не подозревавшим ни о Пушкине,ни о Гоголе.

 Так или иначе,пользуясь своим преобладанием в редакционных комиссиях, славянофилы без особого труда навязали свой выбор не только правительству, и без того мечтавшему о новом полицмейстере для крестьян,но и западникам. То был первый случай, когда они выступили в роли «идеи –гегемона», подчинив своему влиянию практически всю элиту страны. А  мужицкая Россия, что ж, мало того, что ее обобрали, так еще и заперли в своего рода  гетто с его особыми средневековыми  законами. Полвека должно было пройти прежде, чем Витте и Столыпин догадались спросить, не ведет ли такое своеобразное устройство страны к новой пугачевщине?

А ЧТО ЖЕ ЗАПАДНИКИ?

Ну ладно, славянофилы не задали этот судьбоносный вопрос на перекрестке

1850-60-х потому, что были пленниками своего московитского мифа. Но западники-то, русские европейцы, почему его не задали? Вот моё объяснение.Наследники нестяжателей XVI века, сочувствовавших, как мы знаем, всем униженным и оскорблённым, западники тяжело переживали разгром европейской революции

1848 года. Они отчаянно искали свидельства, что – несмотря на победившую в Европе реакцию – у справедливого дела трудящихся все-таки есть будущее. И с помощью славянофилов они его нашли. Разумеется, в России. И разумеется, в том же крестьянском мире. Так нечаянно оказались в одной лодке со славянофилами и либеральные западники, как Герцен, и радикальные, как Бакунин.

 И чего только не напридумывали они о бедном своем, запертом а общинном гетто народе!  Олицетворял он в их глазах не только равенство и братство, но и саму жизнь. Я не преувеличиваю. Вот что писал Бакунин: « Наш народ, пожалуй, груб, неграмотен, но зато  в нем есть жизнь, есть сила, есть будущность – он есть. А нас, собственно, нет, наша жизнь пуста и бесцельна» (сравните с Константином Аксаковым, приписывавшим тому же темному народу, как мы помним «всю мысль страны». Сравните с душераздирающим признанием Достоевского: «Мы, то есть интеллигентные слои нашего общества, теперь какой-то уж совсем чужой народик, очень маленький, очень ничтожненький»).И попробуйте отличить закоренелого западника Бакунина от славянофилов.

 Но не менее красноречив был и Герцен: «На своей больничной койке Европа, как бы исповедуясь или завещая последнюю тайну, скорбно и поздно приобретенную, указывает как на единый путь спасения именно на те элементы, которые сильно и глубоко лежат в нашем народном характере».Это в открытом письме царю! Самодержавная Россия, вчерашний «жандарм Европы», чья агрессивная попытка расчленить Турцию лишь несколько лет назад привела к большой крови, -- приглашалась на роль ее спасителя? Согласитесь, все это  должно было выглядеть странно в глазах европейцев. Тем более с абстрактной ссылкой на «народный характер». Вечно подозрительный Маркс, помешанный на другом, пролетарском, мессии, и вовсе объявил Бакунина, как, впрочем, и Герцена, царскими агентами.

 В принципе альтернативный, назовем его столыпинским, курс пореформенной России возможен был и в 1850-е, когда казалось, что жизнь страны начинается сначала, когда совсем не сентиментальный Лев Толстой писал: «Кто не жил в 1856 году, тот не знает, что такое жизнь, все писали, читали,говорили, и все россияне, как один человек, находились в неотложном восторге», когда звезда царя-освободителя стояла высоко, и Герцен приветствовал его из своего лондонского далека: «Ты победил, Галилеянин!»  Короче, Александр II мог тогда все, не чета Николаю II полвека спустя -- в   раскаленной добела стране, после революции, когда Столыпин попытался исправить старую  ошибку. Оказалось, увы, что история таких ошибок не прощает.

  Происхождение ошибки теперь, надеюсь, понятно: славянофилы настаивали, правительство поддакивало, западники соглашались – каждый по своим, даже противоположным причинам. Не протестовал  никто. Вот так и совершаются порою роковые ошибки: просто потому, что отсутствует оппозиция. Особая вина за незаданные вопросы лежит здесь, конечно, на западниках. Им-то уж, казалось, по штату положено быть в оппозиции самодержавию. Но как видим, всеспасающая миссия России и для них оказалась важнее.