Забытый богом округ - [18]

Последние слова девочка прокручивала в голове, вновь и вновь. Надеялась, что бабуля не проснется посреди ночи и не увидит что она открыла подвал, иначе не избежать жестокого наказания.

Уже лежа под одеялом, она мечтала, как утром зажмурится от яркого солнца. А потом она побежит к бабушке и расскажет ей, что больше не слепая. И ба не будет злиться. Наверное. Погрузившись в мысли, Кира быстро уснула.

Ночью она проснулась, будто кто-то ее разбудил, медленно встала с кровати. Огляделась вокруг и вдруг поняла, что видит. Даже без света, в кромешной темноте. Но в тот момент она не придала этому значения, для неё все было как во сне. Шлепая босыми ногами, подошла к комнате бабушки и бесшумно открыла дверь.

В прокуренной комнате бабки мерзко пахло затхлостью, и пердежом. Сама женщина, громко похрапывая, развалилась на мягком, продавленном матрасе, скомкав под собой желтую простыню. Верх ее ночнушки задрался, выставив на показ обвисшую, дряблую грудь. От этого зрелища лицо девочки скривилось в гримасе отвращения. Ребенок закрыл за собой дверь.

Раздался жуткий вопль, переходящий в хрип, но никто не услышал криков старухи в ту ночь, их дом находился в тупике, и был отдален от остальной деревни. Затем послышалась невнятная возня и кряхтение, хруст ломающихся костей. После этого в помещении воцарилась мертвая тишина.

Проснувшись рано утром в поту, как после кошмарных сновидений, Кира первым делом увидела темный потолок своей комнаты. Она действительно видела! От радости она забыла про жуткий сон, у нее заколотилось сердце, и хоть она помнила слова чудища из подвала: “Как проснешься — сразу вниз”, но не обрадовать бабушку все же не смогла.

Разглядывая все вокруг, Кира радостно шла в комнату бабули. Всяческие коробочки, уйма пакетов с непонятным содержимым: девочка получала неописуемый восторг.

Бабулина дверь еще закрыта, несмотря на то, что бабушка обычно просыпалась раньше. Постучалась — тишина. Войдя в комнату девочка увидела беспорядок: скомканные простыни, зловонный запах, бьющий в нос. Посреди постели развалилось искусанное, бездыханное тело бабки с выпученными глазами. Ее редкие волосы выбились из пучка и расползлись по подушке. Шея почернела, застыв в неестественной позе.

Девочка вдруг поняла, что все случившееся ночью вовсе не сон. Но вместо страха, ужаса она испытала нечто другое. Некое облегчение, и даже… радость. Еще немного постояв, Кира двинулась прочь.

На кухне еще темно, сквозь зашторенные занавески почти не пробивается свет. Из подвала, вырываясь наружу, жутко завывал холодный ветерок. Будто бы монстр, живущий там, песней заманивал в свое логово жертву. Кира спустилась по скрипучей лестнице, в подвале сгущалась кромешная тьма. “Я все сделала правильно? ” — прозвучал детский голос, прорезав пустоту помещения.

Ответ прозвучал в ее голове, ясно, как если бы кто-то нашептал ей это на ухо: “ Ты большая молодец. Наконец-то мы полноценные хозяева этого дома! ”

Мышка спит

-Зря мы забрались в этот дом. Тут еще холоднее, чем на улице. И почему в этих заброшенных домах всегда битые окна? А ведь такие же как мы тут ночуют. Вот же свиньи. Нет, чтоб о своем же брате-бродяге подумать. Где наша газетка? Вот и стол готов. Смотри, что у меня есть? Да, она самая. Сейчас согреемся, сейчас… Давай кружку. И как тебя звать-то? Как? Шапка? Почему Шапка? Ааа, за шапку сидел. Песцовую? Да, помню такие. Надо ж, повезло тебе как. Ну, будем знакомы!

Эх, хорошо пошла! Еще по одной и костерок разведем. Ты смотри, темнеет уже. Надо огонь, а то мыши скребутся. На душе? Да, пожалуй, что и на душе тоже. Наливай. Почему на улице оказался? Да это длинная история. Уже восемь лет как, да. Давай сюда доски, бумагу кинь сверху. Загорится, не сырое вроде. Воняет тут правда. Да ничего, главное чтоб тепло было. Ну вот. В обжитых деревянных домах всегда тепло. Дерево – оно живое. Живет и умирает вместе с человеком. Этот дом уже давно умер. Ты посмотри, обвалился совсем.

В нашем старом доме всегда было весело. Мои родители – шумные, энергичные люди, которые очень любили вечеринки с друзьями, песни под гитару и туристические походы. Этот дом они купили у какого-то партийного деятеля, разорившегося в 90-е. Деятель строил дом как дачу, поэтому внутри он был весь обшит деревом. Наши с сестрой комнаты были в мансарде и летом, когда солнце нагревало крышу, в комнатах приятно пахло сосновой смолой. Я любил этот дом, любил эти родительские сборища, когда посиделки за столом перерастали в театральный балаган. Все приглашенные в один миг становились актерами, экспромтом разыгрывающие сценки из фильмов или тут же выдуманные сюжеты. Все это было так уморительно смешно и интересно, что мы с сестрой иногда сидели до поздней ночи в гостиной, благо спать нас гнали редко. А если уж и загоняли в постель, то мы все равно потом сидели на лестнице, подглядывая из-за перил.

Все изменилось в один год. Весной заболела мама. Из жизнерадостной хохотушки она как-то резко превратилась в жалкую высохшую мумию больше никогда не улыбавшуюся и не обнимавшую нас. И если я уже был почти взрослый, то сестра по малолетству никак не могла понять, почему мама больше ее не любит. Это просто раздирало мне сердце. Я старался как мог развлечь и утешить сестру, но это мало помогало. Мамы не стало через четыре месяца.