Забытый богом округ - [11]

А по ночам меня все так же препарирует тот взгляд, что я почувствовал в хранилище. Из темноты, что сгущается в углу бокса проступает темный силуэт и смотрит, смотрит. Хорошо, что осталось недолго.

Мы любили заброшки. Мертвый шаман. Часть вторая.

Я обещал вам пару интересных историй о наших с Матвеем приключениях. Сегодня расскажу еще одну. Историю, которая, по всей видимости, повлияла на всю мою оставшуюся жизнь. А осталось ее совсем немного.

Сонечка — вот кто являлся главным катализатором Мотькиной активной деятельности. Все его походы в заброшки, старые шахты, дома – все это было лишь стремлением обратить на себя внимание этого кудрявого «эльфа». Ну, эльфом-то ее Матвей называл, а мне она всегда казалась обычной девчонкой. Сонечка была девушкой, как говорится, из приличной семьи, и жила в соседнем доме. Ее мама, Ида Львовна, была против дружбы с «этими архаровцами в камуфляжных штанах», то бишь с нами, а в детстве мы для нее были «беспризорники в грязных ботинках». И на порог квартиры Сони нас не пускали, хотя мы регулярно заходили за ней, звать во двор, поиграть.

С возрастом ботинки наши не становились чище, добавились еще и штаны, что вызывали презрение Сониной мамы своим цветом. У Сониного папы, Бориса Гердтовича, добавилось блестящей лысины, но не энтузиазма по поводу общения его дочери с сомнительным мальчиком, воспитанным матерью-одиночкой. Короче, другу моему не светило с Соней, уж очень неравным казалось положение семей. Но, Матвей был как зачарованный. Меня всегда аж выбешивало, как он, увидев своего «эльфа», блаженно и с придыханием тянул : « Соооня, привееет! » На что его эльфийка, тонкая, как резная статуэтка, твердо чеканила шаг мимо, только вздернув густую смоляную бровь.

Вот из-за «эльфа» все и случилось.

— О! О! Смотри! — Матвей тыкал пальцем в монитор. — Ты видел? Там все куда-то исчезли!

— Где? — да что ж за напасть-то. Опять поедем куда-нибудь, поди. — Кто исчез?

— Да вот, смотри. Деревня Растесс, все жители в одночасье исчезли. Осталась вся скотина, обеды – ужины на столе, куры – гуси. Сечешь? А жители куда-то испарились. И только на кладбище разрытые могилы нашли! А?.̶ Моть, ну что несешь-то, они что, покойников с собой забрали? – мне хотелось долбануть товарищу по лбу. — Или восставшие мертвецы, кино обсмотрелся?

— Неее …Там колдуны в лесу жили, рядом. Пишут, что они на деревню обозлились и извели всех.

— Ты нормальный? Какие колдуны? Тут написано – в 1977 году! Коммунизм, материализм! Бред какой-то.

— Может и бред, но я знаю такую деревню. У нас, здесь, неподалеку. Мне дед рассказывал. Тут, в нашей области, была деревня Копчак, вогулы там жили. Уже обрусевшие, половина в церковь, что построили монахи, ходили. Язык почти забыли свой. Одевались, как пришедшие русcкие, мужчины вогульские перестали косы плести, стричься стали. Забыли они, что лесной дух Вурики их кормилец. Что бог реки Асики дает им рыбу. Перестали Най -экву почитать. Стали дары в церковь носить. Свечки ставить чужому богу. А потом еще и революция, прогресс, все в коммунисты подались, рыбхозяйство, артели охотничьи и старательские, и все такое. И вот сначала стали пропадать в лесу мужчины – охотники. Говорили, что лесная женщина Мисне уводит их в сердце тайги. Или менквы их убивают.

— Эээ... Что за менквы?

— Ну, снежные человеки. Это так их наши предки называли.

— А, это твои предки. Мои-то сюда только в середине двадцатого века переехали. Из Молдавии.

— Да и ладно, дальше слушай! Там потрясающая история! — Матвей растопырил пальцы и потряс руками перед моим носом. Я сосредоточился.

— Короче, в один прекрасный день, в деревню приехала автолавка, а никого нет. То есть, ждали-ждали… никто не идет. Ни за гречкой, ни за водкой. Консервы еще привезли, «кильку в томате» – тоже никто не идет. А на дворе восьмидесятые! Продавец автолавки – беспартийный, но водитель-то коммунист! Как это он не дознается, куда все товарищи подевались? Ну вот, спрыгнул он, значит, из кабины, и пошел по деревне. А там – никого. Как во двор не зайдет – двери нараспашку, все в домах на месте, посуда на столах, еда. Хлеб, маслом намазанный, на тарелочке лежит. Чай остывший. Коровы в стойлах мычат, куры по улицам бродят, гуси. Собаки на цепи надрываются во дворах. Миски пустые, даже вода кончилась.

— Да лааадно. – закатил я глаза. — Собак-то за что?

— Ну, так получилось. Дальше слушай. Дошел до крайнего в деревне дома водитель, видит, что на заборе у этого дома наброшены кучей сахи, шубы, что вогулы носили, всякие сарафаны женские, рубахи, а обувь у забора, внизу валяется, как-будто скинута в спешке. И женская, и мужская, и детская. Вроде как люди раздевались и бежали в лес, за околицу, голыми. Так вот решили тогда, что их Мисне заманила, а Вурике их в менквов превратил. — Матвей довольно откинулся на спинку стула и сделал многозначительное лицо.

— Ну? — не понял я. — Дальше-то че?

— А ниче! – торжествующе продолжил Мотька. — Этот водитель мой дед был!

— О, ну да, конечно. Поэтому мы должны собраться и тащиться в ебеня. Потому что твой дед рассказывал, как в деревне все стали йети?