Забытый бог - [42]

«Хорошо, что строительство пошло в другую сторону, — подумал Герон, проезжая по новым улицам курортного городка. — Отец не любит суеты. Он всегда жил отшельником. Для него охота и рыбалка — это образ жизни, а не развлечение».

Но вот посёлок остался позади, и журналист вырулил на дорогу, ведущую к отцовскому дому. Всё сразу стало на свои места. Здесь ему был знаком каждый пригорок, каждое дерево. Отсюда он мог идти до самого крыльца с закрытыми глазами. Герон снова почувствовал себя мальчишкой, возвращающимся из школы туда, где было так уютно, спокойно и привычно.

Подъезжая к дому, журналист увидел, что участок вокруг отцовского дома огорожен живой изгородью.

«Наверное, туристы и здесь бывают. Иначе от кого ему ещё отгораживаться?»

Берег озера, поросший редким лесом и кустарником, изогнулся в этом месте петлёй, образовав очень живописный залив. Благодаря деревьям и большим валунам, торчавшим из воды перед горловиной залива, ни ветер, ни большие волны во время шторма не могли нарушить его покой и тишину. Диким уткам, прилетавшим сюда каждый год, тоже нравился этот уголок. Но Герон не помнил, ни одного случая, чтобы отец стрелял здесь из ружья. Охотники из посёлка знали это и никогда не нарушали установленное правило. Им и без того хватало угодий. Звери и птицы жили в этом месте как в заповеднике и совсем не боялись людей.

Дом стоял на пригорке недалеко от воды, в окружении больших деревьев. Отец постоянно очищал этот участок леса, не давая ему зарастать мелким кустарником и высокой травой. Здесь не было поваленных деревьев, пней и коряг. Даже ночью можно было ходить по лесу, не боясь обо что-нибудь споткнуться. Это место и раньше было похоже на парк, а теперь благодаря плотной и зелёной стене живой изгороди сходство ещё более усилилось.

Въезжая в открытые ворота, Герон увидел в оконном проёме отца и помахал ему рукой. Тот поднял в ответ руку и тотчас исчез в глубине дома.

Закрыв за собой створки ворот, журналист подъехал к крыльцу, на котором уже стоял его отец.

— Ну, вот и я, — сказал Герон, выбираясь из машины. — Ты больше никого не ждёшь? А то, может быть, я напрасно закрыл ворота?

— Нет, кроме тебя я никого сегодня не приглашал. А ворота я сейчас пойду закрою на замок.

— Раньше у нас не было ни замков, ни заборов. Что случилось? Толпа выздоравливающих бегемотов стала топтать нашу лужайку?

— Вот именно! Мало того, они начали жечь костры и мусорить. Пришлось принимать меры. За те три года, что тебя не было, здесь многое изменилось. Ты, наверное, заметил это, когда проезжал посёлок.

— Да, он практически неузнаваем. Но неужели вот это небольшое препятствие, — Герон кивнул головой в сторону полоски кустарника, — способно остановить любопытных туристов?

— Это «небольшое препятствие», — хитро улыбаясь, ответил отец, — способно остановить даже толпу любопытных носорогов. Мой тебе совет — не подходи к изгороди ближе, чем на метр.

Герон скорчил глупую и недоумённую мину.

— Там что, подведён электрический ток?

— Нет, ну что ты. Хотя трудно сказать, что хуже — взяться за оголённые провода или уколоться колючкой такого растения. В народе этот кустарник называют чесоточник, и его шипы содержат вещество, вызывающее приступ чесотки. Яд совершенно безвреден для организма, но пятнадцать минут кошмара обеспечит каждому, кто наткнётся на иголки такого растения. Обычно достаточно одного «сеанса», чтобы человек стал обходить кусты чесоточника за километр.

— Как же ты его выращивал и подстригал?

— Пришлось подобрать одежду, которую трудно проколоть даже шилом.

— Значит, всё же можно пробраться сквозь изгородь?

— Конечно. Но никто из отдыхающих почему-то не ходит по лесу в костюме пожарника.

— На тебя в полицию случайно не жаловались?

— Жаловались. И совсем не случайно! Но я заранее всех предупредил. В лесу и на изгороди закрепил таблички и указатели. Поставил в известность руководство санатория и полицию. А на своей земле я имею право выращивать всё что захочу.

— Да, видно они тебя достали!

— Я совсем не против, когда люди гуляют по лесу. Но это же — варвары. Они всё ломают, жгут и оставляют после себя кучи мусора. Слова на них не действуют. Пришлось перейти к телесным наказаниям.

— И каков результат?

— Оказалось, что чесотка убедительнее всяких слов. Им даже строительство пришлось направить в другую сторону. А ведь первое время строители приходили ко мне с предложениями купить дом и участок. Предлагали большие деньги.

— Ты у них наверно как кость в горле?

— Как колючка в заднице.

Посмеявшись, они стали переносить вещи Герона.

— Поставь машину в гараж, — сказал отец, когда они занесли все вещи, — а я пойду закрою ворота, и мы поужинаем. Да, и захвати оттуда дров для камина.

Герон набрал охапку сухих поленьев и вошёл в дом.

Он не был здесь с того времени, как поступил на работу в «Ежедневные новости». Но в доме ничего не изменилось. Отец никогда не переставлял мебель и редко покупал новые вещи. Он жил в своём, особенном мире и настолько привыкал к окружавшим его предметам, что они становились частичкой его самого. И никто на свете не смог бы заставить его расстаться с ними. Герон даже не знал, сколько лет той или иной вещи в доме. Он помнил только то, что они были здесь всегда. И, трогая их сейчас руками, журналист понял, что они давно стали для него родными. Он с ними родился и вырос, совершенно их не замечая, и лишь после долгой разлуки осознал, как они для него дороги.