Забытая сестра, или Письмо на чужое имя - [2]

– Хотите, чтобы я закрыла ящик, или заплатите за него? – поинтересовалась работница.

– Не думаю, что я вправе его закрывать, но и платить за него не буду. Так что… – Я пожала плечами.

– Тогда я его закрою.

– Хорошо. – Я была рада, что девушка приняла за меня решение, и улыбнулась: – Надеюсь, Фред Маркус будет не против, кем бы он ни оказался. – Я повернулась к двери.

– Сожалею о вашем отце, – сказала мне в спину девушка.

– Спасибо, – ответила я, не взглянув на нее, но, когда дошла до машины, глаза уже щипало от слез.

По дороге в Нью-Берн я миновала исторический район, где на улицах, окруженные деревьями, прижавшись друг к другу, теснились старые дома, а среди магазинчиков то тут, то там стояли гигантские раскрашенные медведи, символ города. Передо мной на велосипедах проехали двое полицейских, чем слегка подняли мне настроение. Пусть я и не жила в Нью-Берне с тех пор, как уехала в колледж, он все еще ассоциировался у меня с домом – единственным в своем роде и очень уютным местом.

Я повернула на Крейвен-стрит и въехала на нашу подъездную дорогу. В гараже все еще стояла машина отца – ее верх виднелся в одном из разбитых окон. Пока что я не придумала, что с ней делать – то ли продать, то ли отдать на благотворительность. Стоило добавить этот вопрос к огромному списку вопросов и задать его завтра утром юристу, когда я буду встречаться с ним. Лучше всего было бы отдать ее брату – Дэнни давно пора сменить его древнюю рухлядь, – но что-то мне подсказывало, что он откажется.

Нашему старому дому, построенному в викторианском стиле, с большим крыльцом, украшенным белыми перилами и пилястрами, требовалась покраска. Это был для меня единственный дом, где я когда-то жила. Я обожала его. После того как он будет продан, у меня, пожалуй, и не останется повода приезжать в Нью-Берн. Жаль, я не оценила эти кусты роз, когда в последний раз навещала отца. Он умер внезапно, не болел, ни на что не жаловался. И со дня его смерти я приезжала сюда лишь на два дня – организовать кремацию и сделать еще кое-какие дела, даже не помню какие. Хотел ли папа, чтобы его кремировали? Мы никогда не обсуждали с ним этот вопрос, к тому же я была настолько растеряна, когда он так неожиданно умер, что совершенно не могла принимать никаких решений. Хорошо, что со мной был тогда Брайан, он успокаивал меня и помогал мне. Он сказал, что раз моя мать была кремирована, то, возможно, и отец согласился бы с кремацией для себя. Этот довод показался мне здравым. Надеюсь, мой друг не ошибся.

Сидя в машине на подъездной дороге, я думала: а не слишком ли поспешно рассталась я с Брайаном? Сейчас бы мне пригодилась его поддержка. Папы больше нет, а Шериз до конца лета останется миссионером на Гаити. Так что, да, момент я выбрала хуже некуда. Хотя… разве можно подгадать момент для того, чтобы разорвать отношения, которые длились два года?

Едва я выбралась из машины и посмотрела на дом, как на меня снова со всей тяжестью нахлынуло одиночество. Я планировала задержаться здесь только на две недели – убраться в доме, а потом выставить его на продажу вместе с расположенным неподалеку небольшим трейлерным парком отца. Но, взглянув на окна, со всей ясностью поняла, что здесь требуется довольно серьезный ремонт, а если учесть, что отец не любил избавляться от старых вещей, то сроки на все это я себе установила совершенно невыполнимые. Нет, отец не обрастал барахлом из примитивного нежелания с ним расстаться, но он любил собирать разные интересные вещи. У него было несколько шкафов со старинными зажигалками, коллекционные трубки, старинные музыкальные инструменты, не считая миллиона других вещей. И вот от всего этого мне предстояло избавиться. Брайан говорил, что наш дом больше напоминает старый пыльный музей, а не жилище, – и он был абсолютно прав.

Признав очевидное, я все же постаралась не удариться в панику. В Дархеме меня все равно никто не ждал – лето было в полном моем распоряжении. Поэтому я могла никуда не торопиться и остаться здесь на столько, на сколько нужно, чтобы подготовить дом к продаже.

Интересно, удастся ли уговорить Дэнни помочь мне?

Я поднялась по широким ступеням на крыльцо, достала ключ и открыла дверь, она издала звук, до боли знакомый, как голос отца. Перед отъездом, в мае, я занавесила окна, и теперь в гостиной и кухне было темно. Я раздвинула шторы, хватив полные легкие пыльного, затхлого воздуха, наполнившего дом за время, пока он стоял взаперти, включила кондиционер и остановилась посреди комнаты, осматриваясь и прикидывая, как буду здесь все вычищать.

Несмотря на то что у отца имелся настоящий кабинет на втором этаже, он использовал в качестве кабинета и нашу просторную гостиную. Ему нравились столы и уютные застекленные шкафчики. Здесь же, в гостиной, стоял красивый старинный стол с раздвижной столешницей. На дальней стене, рядом с кухней, на специально сделанных стеллажах покоилась папина коллекция классической музыки, почти вся на виниловых дисках, а в специальном шкафу, встроенном в стену, стоял проигрыватель. В северной части комнаты, в застекленной витрине, хранилась его коллекция трубок. Из-за них мне всегда казалось, что в гостиной пахнет табаком, хотя папа уверял, что всё это мои фантазии. У стены напротив стоял диван, мой ровесник, и кресло с мягкой обивкой. Все остальное пространство занимало фортепиано, на котором я так и не научилась играть. Мы с Дэнни оба брали уроки, но ни ему, ни мне это было неинтересно, и родители позволили нам бросить это занятие. Правда, кое-кто говорил: «Они же брат и сестра Лизы, наверняка у них есть талант. Почему вы их не заставите?» Но родители нас все равно не принуждали, и за это я им благодарна.