Забыть Палермо - [31]

— Ну, а дальше что? Что теперь делать?

В голосе Попа нет и тени негодования. «Милейший» с вежливым безразличием относится к провалам памяти у тетушки Рози.

— Теперь чем заняться, мэм?

— Укладывайте сандвичи пирамидками.

— Как?

— Пирамидками.

Следует классическая жалоба тетушки Рози: «Им нужно все повторять. Ни на шаг нельзя отойти. Оставь их одних, такая неразбериха начнется».

Звуки проникают в мою комнату и смешиваются с теми, которые появляются в моем воображении. Они влекут меня на тропинки моего острова. Я во власти этих звуков, и ничто уже не может заглушить вызванное мной воспоминание об иных празднествах, которые тесно связаны с запахом моря и жареной рыбы. Ничто мне не помешает. Ведь я не здешняя. Я никогда здешней не стану. На моих празднествах у дверей не звонят. Просто громко и сильно стучат ладонью по несколько раз, потом опускают у порога большие корзины с влажной, путаной бахромой блестящих водорослей, сквозь которые струится вода. И все. А потом ждут. Ждут восторженных возгласов, которые будут слышны, едва откроют дверь. Эти возгласы неизбежны, они всегда повторяются. Ведь таково свидетельство нашего обыкновения воспламеняться даже от каждодневного. Кричать, восхищаться тем, что так полно жизнью, ну хотя бы этими рыбами, стремящимися жить во что бы то ни стало, выгибающимися дугой, подскакивающими в корзине. Не правда ли, неплохое средство, чтобы избежать мрачно влекущего к себе несчастья, от неистребимого желания думать о нем без конца? «Ну и краснобородки, господь всемогущий! Поглядите на них! Чудо дивное». А рыбак, чтоб поддержать вашу радость, сам начинает восторгаться: «Вот это будет жареная рыба! Такую до самой смерти станешь помнить. Да благословит вас бог, и доброго вам праздника».

О каком это празднике идет речь? Да о любом красном числе в календаре. Любая оказия идет в ход, чтоб между двумя свечами поставить образок, или статуэтку святого, или какую-нибудь благочестивую безделушку, либо изображение святого на этот день. Оно украшается цветами, а если припомнится, что имя этого святого носит дядя, или какой-нибудь дальний кузен, либо сосед, либо домашний доктор, или нотариус, следует пригласить этого человека к завтраку. Столь вежливый образ действий помогает снискать милость святого, который потом до конца дней будет опекать того, кто его чтил. Правда, затем уже этого святого, что стоял между свеч, совсем забывают, не говорят о нем, все разговоры вьются вокруг еды, толкуют больше о макаронах, лапше, которые поглощают целыми тарелками. Шумное всасывание заменяется желанием поговорить, а за этим кушаньем подают уже другое, более благоприятствующее обмену мнениями: какое-нибудь жаркое, овощи, рыбу — не важно что. Главное — масло! Поговорить о достоинствах масла — это радость, пленяющая любой ум в Сицилии. Важно найти подходящие слова. Для того, чтоб стимулировать красноречие, женщины берут бутылку масла и ставят на стол вроде вещественного доказательства. И этого достаточно. Несколько рук тут же обхватывают ее, срывают этикетку, словно обнажают вожделенную плоть. Зачем этот нелепый ярлык, скрывающий прозрачность масла? Передают бутылку друг другу, подносят ее к глазам, чуть ли не выслушивают, просматривают на свет и спорят с единственной целью продлить свое восхищение. «Замечательное масло. Просто совершенство. Прямо как мед». — «Вы находите? Мне нравится более ароматное». — «У каждого свой вкус. Такое мне вполне подходит». — «Его, похоже, рафинировали», — «Но, уверяю вас, я купила его на месте изготовления». — «Никто не заставит меня брать продукты, которые готовят на экспорт…»

Согласие появляется за десертом, подают сладости, которые успокаивают, как тихая музыка. Сладкое смягчает души: «А ну, положите-ка это под язык и подождите, пока оно растает». Да, это название заслуженное — «Триумф лакомки». Наконец несут кофе, он, как и следовало ожидать, никогда не бывает таким крепким или горячим, как хочется, и начинаются разговоры откровенные, а за ними наступает и некоторое безразличие, предвещающее, что настала пора дневной сиесты. «Два часика мне хватает». — «В пижаме?» — «Конечно».

Буду клясться, что на улице солнце вовсю свирепствует, город замер в чаянии тени и свежести. Готова поклясться.

— Я тебе помешала?

Явилась Бэбс. И снова к ней вернулся этот самоуверенный тон.

— Да нет же. Зачем спрашивать, раз ты здесь?

— Что ты делаешь?

— Отдыхаю.

— В семь-то вечера? Ты, Жанна, уж не знаешь, что тебе еще придумать.

Мое поведение шокирует ее. Не удастся исправить эту Жанну! Видимо, она думает именно об этом, уж слишком разителен контраст между ее организованностью и моим беспорядочным образом жизни. Контраст этот, по ее мнению, нетерпим.

— Если ты не придешь, я сочту это неприличным.

— Мне было так хорошо… Ну чего же нервничать? Ведь я не делала ничего дурного.

Мне и правда было хорошо, ни о чем не думалось. Хотелось хоть один часок побыть в покое. Стоит лишь встать, как вспрянут запретные мысли и обрушатся на меня с новой силой. Я это знала.

Гости гудящим роем заполняли гостиную тетушки Рози. Казалось, что двести наиболее ценных сотрудников из еженедельного женского журнала говорят на каком-то неизвестном языке. То, что происходило, издали выглядело как невероятное состязание клоунов — какой-то сплошной гул голосов, прерываемый смехом.