Забыть и вспомнить - [68]

Шрифт
Интервал

Земле, где нет ни осени, ни зимы.

Мы приучились здесь жить без России…

Но это уже не мы.

2001-2002

* * *



Из не вошедшего в поэму

Приложение - 1

* * *

Жизнь мелькнёт, как тревожный похмельный сон,

Едва успеваешь сказать мерси ей.

Каждому еврею свой Сион:

Кому Америка, кому – Россия.

Дней всё меньше – усушка, утрусска.

Проблем – как у юноши на роже угрей…

Но если я жил, да жил, как русский,

То уж точно умру, как еврей.

У каждого своя заначка: играть

Словом, которое пишет курсивом…

И выбор свой… Если б мне выбирать,

Я бы выбрал снова Россию.

Пусть град, пусть гром, пускай погром,

Пусть по затылку топором,

Пусть в клочья о скалу паром


По имени «Держава», -

Мне б с тем паромом напролом

Плыть, хоть со сломанным веслом,

И в славу и не в славу.

В том не заслуга моя, не вина,

Не вздор упрямый, где ты лох прожжённый…

Так бывает: лопнула струна,

А звук ещё звенит, хотя и искажённый.

Всё, что могли, сыграли на мне.

И, надеюсь, ничего не звучало фальшиво.

Музыкант был пройдоха, я – инструмент,

Музыкант дал дуба, а во мне всё ещё живо.

Такой наивный прозрачный пацан,

Преданный маршам и дорогам пройденным.

Больше всего я любил барабан…

Мной были довольны - и вожатый, и родина.

Мне не ведом нотный канон,

Но лейтмотив я усвоил нелживо:

Выше искусства петь в унисон

Искусство не петь фальшиво…


* * *

Под библейскими оливами,

Под израильской сосной,

Солнцем праведным палимая

Память спит посмертным сном.

Только боль её разбудит,

Только боль её остудит.

Где-то лист осенний кружит,

Ходит осень по грибы…

Прошлое в лакеях служит

У заложницы судьбы.


* * *

Луна над холмами жирною дыней

Плывет, жирнее всех дынь.

Какие святыни в голой пустыне?

Жаждущий чуда – остынь!

В кипарисах мне грезятся ёлки,

А в холмах – за увалом увал –

Убегающий в сумерки долгие

В малахитной оправе Урал.


Будь в пустынной унылой сиротности

Хоть намёк на родной силуэт, -


Не искал бы я сходства и сродности

С той землей, где меня уже нет.

3 ноября 2001 г.

***********************************************************************************


Приложение-2

* * *

Откуда мы, кто мы, куда идём?

Голгофа впереди, позади Содом.

Жизнь еврея – то гроза без грома,

То грозу предвещающий гром.

Души наши – пугливые гномы

В застенках памяти ночью ли, днем -

Или вспоминают минувшие погромы.

Или ожидают грядущий погром.

Зажмурься? И назад не гляди?

На каждом из нас – коростой галутца.

Порой, чтобы знать, что ждёт впереди,

Стоит назад оглянуться.


* * *

Ведь зачем-то придумано слово «навет»!

Как ещё обозначить подлог,

По которому злоба две тысячи лет

Собирает кровавый налог?

Для чего-то придумано слово «тоска».

Чем ещё обозначить беду,


Ту, что бьётся веками, как птица в силках,

У злорадных зевак на виду?

И зачем-то придумано слово «хохмач»! -

Для того, чтобы преодолеть

И навет, и поклёп, и изгнанье, и плач,

И беду, и галутную клеть!


* * *

Евреи, с чего вы ногти грызли,

Стараясь попасть в струю?

Вы лезли устраивать чужие жизни,

Не умея устроить свою.

Кому вы костыль, кому – порошок,

Кому посошок, а кому и горшок,

Но от вас всё равно ждут подвоха,

Потому что, чем с вами будет хорошо,

Лучше без вас, даже если плохо.

Ах, аиды, так много клякс

Хранит на себе наш таллит!

Даже главный еврей по имени Маркс,

И тот был антисемит!

А между тем, русский поэт, -

Говорил, - он других был мудрее, -

Страшно подумать, чем был бы свет,

Когда б не было на свете евреев.

Мир бы остался без кожи, нагим

Без них, но не радуйтесь, евреи.

Мы для него всё равно враги,

Ну, не враги, так сродни сабареи.


От нас у них чешется, то тут, то там,

(А чесотка – таки это горе.)

Хотя свои лишаи они возят к нам,

Лечить, – на Мёртвое море.

Может быть, хватит? Как говорят, генук

Ковать чужое счастье?

Отныне каждого энтузиазма пук

Дайте нюхать собственной власти.

.

Теперь у вас всё – от свобод до Иерусалима.

Свой порог, своя лавка и печка.

Гуляет мишпуха, и вирус олима,

Даст Бог, не заразит этого местечка.


* * *

М. Л. Ш.,

Профессору, основателю и руководителю клиники


ЕВРЕЙСКИЙ АНЕКДОТ - 2 (быль)

«Сам я крови сколько надо,

Дам инфанте полумёртвой…»

Дм. Кедрин

(От автора: В стихотворении Дм. Кедрина «Инфанта» врач-еврей, изгой, спасает от смерти инфанту).

Белоснежные палаты

Пахнут хлоркой и лекарством.

Здесь простые гиппократы

Коронуют жизнь на царство.

Утро. Солнышко с орбиты

Смотрит в окна. Час цейтнота.

И профессорская свита

Совершает круг обхода.

Средь больных нашедший место,

Многих прежних бед виновник,

Весь в наколках, как реестр,

В блок доставлен уголовник.

Бывший…Он лежит в палате,

Как король на именинах,

И ему вниманьем платит

Мировая медицина.

Он спасен был на неделе,

А теперь надеждой робкой

Жилка бьётся еле–еле

Под блатной татуировкой.

Ординатор шепчет шефу,

Близ постели стоя с краю:

Шеф, я враг пустому блефу,

Но…больного мы теряем.

Свита нервно хмурит брови,

Шеф ломает сигарету:

Нужно дать больному крови,

А в больнице нужной нету…

И уже в углу палаты

Наготове занавеса…

- Сам я крови сколько надо

Дам ему, - сказал профессор.

Кроме – некому. В округе

Эта группа крови - редкость…

Не спасут его ни други,

Ни подельники, ни предки.

И профессор, как сигнальный

Жест, с небрежностью галантной

Расстегнул манжет крахмальный,

Запонкой свекнув брильянтной.


2.

Выжил вор, - такое счастье:

(Бог хранит не только пьяниц) –


Еще от автора Давид Яковлевич Лившиц
Особое задание

В основу повести положены фронтовые письма и дневники Георгия Борисова и его товарищей, воспоминания его родных и друзей — Софьи Николаевны и Ивана Дмитриевича Борисовых, Анастасии Григорьевны Бородкиной. Использованы также материалы, приведенные в очерках Героя Советского Союза Вилиса Самсона «Партизанское движение в Северной Латвии в годы Великой Отечественной войны», Р. Блюма «Латышские партизаны в борьбе против немецких оккупантов», в очерке В. Куранова и М. Меньшикова «Шифр подразделения — „Морской“».


Рекомендуем почитать
Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…