Заброшенная дорога - [11]
— Что дальше? — тоскливо спросил Маркиан.
— Мы все пришли на пристань к барочникам. Ты достал подорожную и стал требовать, чтобы нас бесплатно довезли до Максимианополя. Поскольку никто из вас не смог выговорить «Максимианополь», пришлось говорить мне. Одна из барок не успела от вас уплыть, и…
— Понятно, а где кормчий и гребцы? — с опаской спросил Маркиан. — Мы с ними тоже… что-нибудь сделали?…
— Нет, гребцы сами попрыгали в воду, когда ты начал плясать иллирийский народный танец с кинжалом. Потом выпрыгнул и кормчий, когда Фригерид стал плясать герульский народный танец с мечом. Потом Аретроя потребовала прекратить танцы, иначе выпрыгнет она сама, и вам придётся блудодействовать друг с другом…
— Она так и сказала «блудодействовать»? — вступил в разговор Фригерид.
— Нет, она употребила другое слово, — сухо ответил Севастий. — Ты обиделся и стал спрашивать: неужели вы недостаточно доказали ей, что вы мужчины? Она ответила, что нет, совершенно недостаточно. После этого вы втроём ушли в каюту, и позвольте не рассказывать, что я оттуда слышал. Сам я встал к рулевому веслу и попытался управлять баркой. И вот… — Севастий обвёл рукой панораму заливных полей под закатным небом. —.. Мы здесь.
— Ладно, — сказал Маркиан, — это понятно. Непонятно другое. Зачем потащился с нами ты? Почему не побежал докладывать своему Ливанию?
— Ливаний в Александрии. Я бы всё равно не успел — вы доберётесь до крепости раньше, чем я до него. И ещё… — Севастий мечтательно вздохнул. — Я не теряю надежды обратить Аретрою. Да, да, она живёт во грехе и скверне, но я чувствую отблеск Света в её душе, и…
— Погоди-погоди, — перебил Маркиан. — Севастий, ведь ты понимаешь, что мы отправим тебя за решётку, как только протрезвеем? Почему не сбежал, пока мог? Или, раз уж так сильно хочешь быть с Аретроей, почему не выкинул нас за борт на середине Нила?
— Я бы на твоём месте так и сделал, — добавил Фригерид.
— Вы что? — обиделся Севастий. — Убийство живого существа — величайший грех против Креста Света! Нам даже комаров убивать запрещено! Мне и в голову не пришло так поступить… — Он замолчал и как-то странно задумался.
Маркиан с Фригеридом переглянулись.
— В Максимианополе мы тебя арестуем, — сказал Маркиан. — Тебя ждёт следствие по делу о заговоре. Возможно, пытки. Возможно, казнь. Если, конечно, — добавил он со значением, — ты не сбежишь по дороге.
— Ага, — сказал Фригерид. — Если мы вдруг случайно отвернёмся и не заметим, как ты улепётываешь по мелководью. Кстати, Маркиан! Взгляни, какой красивый закат!
— Совершенно изумительный! — согласился иллириец.
Оба воина повернули к Севастию спины, но тот только сидел и растерянно таращил глаза. Он явно чувствовал, что ему намекают на что-то, но…
— Да беги же, болван! — крикнула Аретроя, вылезая из каюты, совершенно свежая и бодрая.
— Аретроя! — Севастий вскочил, его глаза засияли. — Умоляю, уйдём вместе! Поверь, Отец Жизни милосерден и всепрощающ! Сколько бы ты ни грешила, ещё не поздно покаяться, спасти душу, обратиться к Свету!..
— Если мы уйдём вместе, дурачок, — с жалостью сказала Аретроя, — то не я исправлюсь, а ты испортишься. Уходи! Забудь меня! И прости, если сможешь.
Она отвернулась от Севастия, а тот, всхлипывая и шмыгая носом, вылез из барки и поплёлся прочь по щиколотку в воде. Выбрался на дамбу, обернулся и выкрикнул:
— Вы пропадёте! Не вернётесь живыми из той крепости! Узнаете силу великих мудрецов! — Махнул рукой и побрёл прочь по дамбе.
Маркиан и Фригерид на него даже не оглянулись. Они в изумлении глядели на мероитку.
— Аретроя, — проговорил наконец Фригерид, — да ведь ты пила больше всех…
Она самодовольно усмехнулась.
— А как ты думаешь, почему ромеи не смогли завоевать эфиопов?
— Я всегда считал, что из-за трудностей снабжения армии через пороги Нила, — сказал Маркиан. — А на самом деле вы нас просто перепили? Возможно… Кстати, никто не хочет спросить, куда нас занесло? Спросить, например, вот у него?
На ближайшей дамбе стоял крестьянин в высоко подпоясанной тунике и молча разглядывал барку непрошеных гостей на его поле. Красный диск солнца уже наполовину закатился за гребень холмов на том берегу.
— Бог в помощь, добрый человек! — крикнул Маркиан и вполголоса спросил у спутников: — Я ведь правильно говорю? Крестьян именно так приветствуют: «Бог в помощь»? — Снова крикнул: — Что это за место? Мы уже проплыли Максимианополь?
— Я не коворить креческий. — Крестьянин попятился на шаг, но продолжал глазеть на пришельцев.
Маркиан вздохнул.
— Аретроя, спроси по-египетски.
— Ну, знаешь… — В её голосе было сомнение. — Я, конечно, владею иероглифическим, иератическим и демотическим письмом, я наизусть знаю «Книгу мёртвых» и сама сочиняла гимны на священном языке, но вот насчёт современных простонародных наречий… Ладно, попробую… Эм хотеп, эм хесет нет Амэн!..
Аретроя говорила торжественно и довольно долго. Бесполезно.
— Креческий не коворить я, — сказал крестьянин и попятился ещё на несколько шагов.
— Что ты ему наплела? — спросил Фригерид. — Надо было просто спросить, где мы.
— Я так и спросила, — ответила Аретроя слегка обиженно. — Я сказала: «Мир тебе, и да будет благосклонен к тебе Амон, о землепашец, радующий Осириса трудом рук своих! Во имя Маат, поведай заблудшим путникам, жрице и воинам фараона Феодосия (да будет он жив, невредим, здрав!), в какой из номов Верхней Страны, на чью залитую благодатной водой ниву принесло эту барку течением божественного Хапи?» Ну что вы так смотрите? На священном языке короче сказать нельзя!
Первый удар загадочной инопланетной цивилизации почти уничтожил Землю. Высокая цивилизация сохранилась только в космических колониях, выжившее население Земли отброшено в постапокалиптическое варварство. Столетия спустя память о далеком враге оказывается слабее неприязни к ближнему. Увлеченные политическими дрязгами жители Земли и её космических колоний не желают замечать скрытых признаков возвращения инопланетян, которые готовятся установить полный контроль над человечеством. Герои романа – дочь командующего Космофлотом, обычный подросток из «варварского» поселения на Земле и оперативник спецслужбы одной из колоний – переживая разнообразные приключения, движутся к осознанию шокирующей правды об истинном месте человечества во Вселенной.
Миниатюры и короткие рассказы художественно исследуют различные варианты социального развития и место человека в альтернативных реальностях.
Случаи так называемого попаданчества всё чаще встречаются в последнее время. От случайного провала в прошлое не застрахован практически никто. Настоящий сборник призван помочь потенциальным попаданцам при затруднениях. В сборник включены как полезные инструкции для попаданцев, так и примеры правильных и неправильных попаданческих действий. На обложке — иллюстрация из журнала «Мир фантастики» (художник не указан).
Постап-истерн, изображающий повседневную жизнь в захолустье постъевразийского пространства в 2122 году. За разъяснением непонятного — в вики «Диатопия»: https://diatopia.fandom.com/ru/wiki/Diatopia_Вики.
Первый удар инопланетной расы практически уничтожил человечество. Высокая цивилизация сохранилась только в космических колониях, выжившее население Земли отброшено в постапокалиптическое варварство. Столетия спустя память о далеком враге оказывается слабее неприязни к ближнему. Завязшие в политических дрязгах, жители Земли и ее космических колоний не желают замечать скрытых признаков возвращения древнего врага, готовящегося к установлению тотального контроля над человеческой расой.Герои романа — дочь овер-коммандера Космофлота, мальчик из «варварского» поселения на Земле и оперативник спецслужбы одной из колоний — переживая разнообразные приключения, движутся к осознанию неприятной правды об истинном месте человечества во Вселенной.Отзывы:[1].
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.