Заботы Леонида Ефремова - [30]

Игра расклеилась окончательно. Никому не хотелось идти за мячом, все приуныли. И тогда Мишка предложил поискать в лесу КПП. Бросили на морского, кому из парней оставаться с вещами. Выпало мне. Когда все расходились, ты, Катя, сказала:

— Не скучай, скоро вернемся.

Я долго ждал всех. Спрятал вещи под старыми ветвями и листьями и пошел тоже бродить по лесу. Но лучше бы мне не делать этого. Я увидел в лесу Мишку и тебя... Был потрясен, побежал сам не знаю куда, а потом решил взять свои вещи и удрать в Ленинград.

У пристани еще не было теплохода. Его не было так долго, что я сначала решил пойти по берегу пешком к Пятой ГЭС, а потом вернулся. Искать перевозчика тоже раздумал, не хотелось ни с кем разговаривать. Стал ходить рядом с пристанью по берегу туда-сюда, где мы уже ходили когда-то с тобой, Катя.

И как тогда, буксиры вели свои караваны, мчались моторки, заняв почти половину Невы, медленно поднимался против течения озерный белый трехпалубник.

Вода утешала, успокаивала, но я знал, что теперь долго не смогу излечиться от своей жгучей, мучительной болезни. Ну, где же он, этот «москвичок»? Идет! Наконец-то вывернулся из-за поворота. Замедлил ход. Матрос вышел на палубу, держит канат, чалку. А потом будет трап, а потом — спасение хоть на время.

Пошел на палубу, сел на жесткий полукруглый диван. Рядом курят какие-то парни. Стрельнул сигарету. Затянулся. Скорее бы винты вспенили воду. Привычно здесь, на корме.

Наконец-то дрожь под ногами. Отлегло от сердца. Как же ты подвел меня, мой Лесопарк. Прощай!

И вдруг я увидел тебя! Ты бежала по ступенькам пристани, и махала рукой, и кричала, чтобы капитан остановился. Но моторы увеличили обороты.

Ты все-таки выбрала Мишку. Или он тебя выбрал, уж не знаю. После экзаменов в техникуме ты уезжала в другой город, но вернулась... У вас скоро будет ребенок. Живите и прощайте. Я снова от вас убегаю. Вот все и закончилось, нужно успокоиться. В полутьме весна чем-то похожа на осень. Оголенными кажутся деревья, прохладно, сыро, острый запах земли. Или это запах канала? Или, может быть, дыма?

А куда я, собственно, иду? А никуда! К Зойке? Или уже поздно? Она простит. Зойка, Зоенька, почему я вспоминаю о тебе, только когда мне плохо? Это, наверно, свинство. Надо объясниться, расстаться, так честнее. Но я вспоминаю о тебе снова и снова и не могу забыть тебя совсем. Странные у нас с тобой отношения. Я часто спрашиваю себя: кто ты мне, Зойка? Что тянет меня к тебе и что отталкивает от тебя? Неужели только руки твои, твое всегдашнее прощение, неужели только это связывает нас с тобой? Муж я тебе? Друг? Уже в который раз я слышу в себе какой-то зов, требовательный и непреодолимый. Это ты зовешь меня.

Холодно стало на улице, поднялся ветер. Надо было надеть плащ. Забыл. Откуда мне было знать, что уйду на всю ночь?

Крутые травянистые откосы Обводного канала, недвижная вода внизу, а впереди черное переплетение конструкций — железнодорожный мост, давний мой знакомый. Идти дальше — там есть еще и пешеходный деревянный мост — или?.. Кружу чего-то.

Скорей, скорей отсюда, от этих мест. Завтра начнется новый день и все будет иначе. А послезавтра увижу мальчишек, расскажут, как было в «лягушатнике», как отпраздновали, посидим в мастерской, потолкуем, посмеемся, они никак не могут без смеха. И все станет по-другому. Хорошо, что они у меня есть. Ну что я делал бы без моих учеников? Да и они без меня? Они мне, а я им. Никогда не старей, Ленька.

Над головой светились звезды. Там где-то была стратосфера, ионосфера и сфера высшего разума, как сказал Греков. Чей я преемник и кто будет за мной?..

А вот и мост. Под ним темно, тихо.

— Эй, сколько времени?

Ну и хам. Не подойдет, не спросит, а так вот: «Эй!» Видят, что я один. Что за парни около забора? Трое их или четверо? Разговаривают, смеются.

— Ты что, оглох? — Это кричит маленький, совсем клоп. Идет мне навстречу. Смотрит нахально. Такие всегда бывают нахалюгами, если у них есть надежная защита.

— Ну, что тебе нужно? Время? Спроси по-человечески.

— А пошел ты... «по-человечески». Как еще тебя надо спрашивать?

Наглец! Ну и наглец!

— Мотай отсюда, нет у меня часов.

— А это мы проверим!

— Катись отсюда!

— Проверим! Эй, пацаны!

Бегут! Четверо на одного! И этот уже замахивается и шипит:

— Мы тебе щас устроим.

— А это еще посмотрим!.. Ах, гады!.. Глеб?! Это ты?! Бородулин! Стой! Куда? Стой!

Разбежались, трусливые твари. И ты с ними, Бородулин?! Неужели это ты?! Меня? Камнем по башке! За что? Или не узнал? Ну, Бородулин, спасибо тебе. Спасибо, дружище.

Часть вторая Смятение души

Глава первая

Спать, спать и только спать. Заснуть хотя бы на час. Завтра уже сегодня, отвернись от окна и спи. Какое тебе дело, что покачиваются тонкие, длинные, как сосульки, стекляшки на люстре, они всегда так покачивались — кто-то, может быть, ходит там, наверху, топает. Дрожит потолок. Тебе потолок, а ему пол. Ему потолок, а кому-то пол. Пол-потолок — полпотолка. Спи.

Кап. Кап. Кап. Где она капает? Удары как будто по голому черепу. Говорят, это самая ужасная пытка, можно сойти с ума. Это правда. Спи.

Или ты все еще хочешь кому-то что-то сказать? Ты зол на всех и на все и даже, может, решился бы ударить кого-нибудь. Кого? Нет уж, только не это. Но ты знаешь, о ком ты думаешь. Тебе не верится. Ты знал его совсем другим. Тебе казалось... Мало ли что тебе казалось!