Забавы уединения моего в селе Богословском - [12]

Шрифт
Интервал

На стебельке висит;
Он на заре румяной
Собой не подарит. —
Что жил ты, ландыш белый?
Лишь Май цвел в красоте.
Твой век есть миг — веселый!
Наш доле, но в беде! —
          Невинность! взором ясным
Взгляни на цветик свой;
Что сделалось с прекрасным,
Тому быть и с тобой:
Но цвет своей весною
Исполнил свой предел;
Под травкою густою
Кувшинчиком он цвел. —
И бабочка, бывало,
Садилась на цветок;
И пчелка прилетала
Душистый брать медок;
А ты? — Спеши, любезна!
Бежит твоя весна!
Теперь мила, прелестна,
А будешь… лишь умна.

РОЗА — АЗОР

          Лишь птичка в лесочек,
А я на кусток;
В зеленых садочках
Прельщаю собой;
У Лизы на щечках
Играю всегда. —
Живал ли с глазами
Кто в свете большом,
Такой в оборотах,
Наверно, смышлен;
Пусть потрудится он
Над мною теперь,
Пусть он меня ставит
Назад передом:
Увидит названье
Он рожи дурной;
Увидит названье
Он верных друзей.
Меня же поставя
В стаканчик к себе,
Он мною утешит
Прелестну свою.
А я, без утайки,
Вам молвлю теперь,
Я лучше желаю
К Лизете на грудь!
У Лизы любезной
Глазочки черны!
У Лизы сердечко,
Как Майский денек!
И верен, как горлик,
У Лизы дружок;
Тоскует, горюет,
Живя без нее;
Другой не полюбит;
Лишь любит ее!
          Простите, Красотки!
Довольно сего. —
Цветите, любезны!
Подоле, чем я;
Морозы не страшны
Для ваших приятств.
Я скоро увяну! —
Любите меня!

КРЫЖОВНИК

          Куст! милый зеленью густою
И сладкой ягодой своей,
Котору при себе иглою
Хранишь от лакомства людей!
Вечерней тихою порою
Красавица к тебе придет
И снежно-белою рукою
За веточку тебя возьмет.
Наклонит ту небрежно, смело,
Начнет твои плоды срывать;
А ты, прельстясь рукою белой,
Забудешь плод свой защищать;
Уклонишь голову смиренно,
Представишь сам плоды свои;
Мужайся, куст! — и дерзновенну
Иглой жестоко уязви.
          Вскричит — и скорыми шагами
Красавица домой пойдет;
А с легкими Зефир крылами
Ей вслед — так на ухо шепнет:
«И вы мужчинам легковерным
Сулите счастьем беспримерным,
Дарите их одной бедой!
И вы, красавицы! с иглой».

БЛАГОДАРНОСТЬ ЦВЕТАМИ ЗА ЯГОДЫ

Вот за ягоды приятны
Вам корзиночка цветов. —
Все цветочки ароматны,
Дар приятен для богов!
Сестры Грации прелестны,
Также жители небесны:
А у вас, как и у них,
Что-то есть в чертах младых.
Есть в глазах лазурь небесна;
Есть улыбочка прелестна:
И по признакам таким,
Ваш подарок принимая,
Благодарность вам являя,
С сердцем молвил я своим
Без ошибки на сей раз:
То от Граций иль от Вас!

К ДУБУ, СОКРУШЕННОМУ ГРОЗОЮ

            Где делся тот, что величавой
Взносился к облакам главой?
Где дуб широкий и кудрявый?
Считал веками век он свой;
Еще и ныне он гордился;
И ныне с ветром он играл;
Прошел я мимо: дуб свалился. —
Бесславен на земле лежал! —
Какою же чудесной силой
Сей Царь лесной низвержен стал?
Нашла гроза, взвыл вихрь бурливый,
Ударил в дуб, и — дуб упал.
Тот пал, под тенью чей почтенной
Себе прохладу находил
От зноя странник утружденный;
            Тот пал, на ветви чей любил
Орфей лесов, певец Весны,
Вечернею зарей качаться,
С своей подругой миловаться,
При свете полной петь луны;
Тот пал, чей кров благословенный
И сиру бедность презирал,
И юноше с душой влюбленной,
Счастливу быть не воспрещал.
Он пал! — не сетуй на судьбину,
О дуб! Коль хищною косой
Смерть не щадит Екатерину.
Утешься — тленностью земной!
К тебе весна стократ вращалась;
Но к нам единожды идет;
Как быстрая река течет,
Прошла… и навек распрощалась!

ДНЕПРУ

Надмен красой своих брегов,
Меж гор песчаных протекающ,
И стены древних городов
Своей волною опеняющ,
О Днепр! ночною тишиной
Я с огорченною душою
Взойду на берег твой крутой;
На нем пробуду долго-долго!
Я вспомню Немень, вспомню Волгу,
Их вспомню пламенной слезой! —
Тебя ж, душе моя чужая!
Река широкая, большая!
Тебя мне нечем вспомянуть.
Реви — и продолжай свой путь.
            Я буду здесь, коль здесь судьбами
Предписано мне в скуке быть:
Здесь юный ратник не с врагами,
Со скукой в брани будет жить!
            На лире, чувству посвященной,
И лестию не посрамленной,
Тебе я песней не начну;
Но, глядя на тебя, — вздохну!
            Под шум твоей волны бурливой,
Шепну я вслед волне гневливой,
Шепну я вслед волне седой:
О Днепр! и ты ли мне чужой!

СТРОЙ И ОТДЫХ

            Когда, весь сталью ополченный,
Строй ратный в молниях стоит;
Когда вдоль строя конь надменный,
Как вихрь, со мною полетит,
Когда железом я играю,
Перунами повелеваю,
Тогда расстаться жаль с мечом:
Иной награды не желаю,
Иной кончины не мечтаю,
Как лечь с ним в поле под бугром.
            Когда ж в тот час отдохновенья,
Как ночь сливается со днем,
Один сижу, без исступленья,
И мыслю в сиротстве своем:
Что там за синими горами,
За лесом дальним и водами
Лежит родная сторона;
Меня любовь в ней ожидает;
Меня к ней дружба подзывает;
Тогда, что службы долг? — мечта.

ДРУГУ — ТОВАРИЩУ

            Опять, опять я возвратился,
К крутым Днепровским берегам!
Заре на всходе поклонился,
Старинным города стенам,
Поросшим мхами и травою:
Где друг мой с кроткою душою,
Как пчелка у себя в улью
Жужжит и жалом лишь играет,
Дня праздностью не убивает;
Всегда иль с лирой, иль в строю.
А я — подобен птичке сирой,
Лишенной друга и гнезда.
Без друга сам, с душой унылой
Бреду, не ведая куда;
Скучаю там, где все смеются;
Миг весел я, резвлюсь! скачу!
А после? после слезы льются;
И в них отрады не сыщу.

Рекомендуем почитать
Белый Клык. Любовь к жизни. Путешествие на «Ослепительном»

В очередной том собрания сочинений Джека Лондона вошли повести и рассказы. «Белый Клык» — одно из лучших в мировой литературе произведений о братьях наших меньших. Повесть «Путешествие на „Ослепительном“» имеет автобиографическую основу и дает представление об истоках формирования американского национального характера, так же как и цикл рассказов «Любовь к жизни».


Форма сабли

Лицо этого человека уродовал шрам: почти совершенный серп, одним концом достававший висок, а другим скулу. У него были холодные глаза и серые усики. Он практически ни с кем не общался. Но однажды он все-таки рассказал историю своего шрама, не упуская ни одной мелочи, ни одного обстоятельства…


Возмутитель спокойствия Монк Истмен

История нью-йоркских банд знала немало «славных» имен. Эта история — про одного из самых известных главарей по имени Манк Истмен (он же Джозеф Мервин, он же Уильям Делани, он же Джозеф Моррис и пр.), под началом у которого было тысяча двести головорезов…


Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили

В Европе и США эта книга произвела эффект разорвавшейся бомбы, — а в Чили ее первый тираж был уничтожен по личному приказу Аугусто Пиночета.…В 1985 году высланный из Чили режиссер Мигель Литтин нелегально вернулся, чтобы снять фильм о том, во что превратили страну двенадцать лет военной диктатуры. Невзирая на смертельную опасность, пользуясь скрытой камерой, он создал уникальный фильм «Всеобщая декларация Чили», удостоенный приза на Венецианском кинофестивале. Документальный роман Маркеса — не просто захватывающая история приключений Литтина на многострадальной родине.


Брабантские сказки

Шарль де Костер известен читателю как автор эпического романа «Легенда об Уленшпигеле». «Брабантские сказки», сборник новелл, созданных писателем в молодости, — своего рода авторский «разбег», творческая подготовка к большому роману. Как и «Уленшпигель», они — результат глубокого интереса де Костера к народному фольклору Бельгии. В сборник вошли рассказы разных жанров — от обработки народной христианской сказки («Сьер Хьюг») до сказки литературной («Маски»), от бытовой новеллы («Христосик») до воспоминания автора о встрече со старым жителем Брабанта («Призраки»), заставляющего вспомнить страницы тургеневских «Записок охотника».


Прозаические миниатюры

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тридцать три урода

Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.


Песочные часы

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор многих книг и журнальных публикаций. В издательстве «Аграф» вышли сборники ее новелл «Вахтанговские дети» и «Писательские дачи».Новая книга Анны Масс автобиографична. Она о детстве и отрочестве, тесно связанных с Театром имени Вахтангова. О поколении «вахтанговских детей», которые жили рядом, много времени проводили вместе — в школе, во дворе, в арбатских переулках, в пионерском лагере — и сохранили дружбу на всю жизнь.Написана легким, изящным слогом.


Писательские дачи. Рисунки по памяти

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов.


Как знаю, как помню, как умею

Книга знакомит с жизнью Т. А. Луговской (1909–1994), художницы и писательницы, сестры поэта В. Луговского. С юных лет она была знакома со многими поэтами и писателями — В. Маяковским, О. Мандельштамом, А. Ахматовой, П. Антокольским, А. Фадеевым, дружила с Е. Булгаковой и Ф. Раневской. Работа театрального художника сблизила ее с В. Татлиным, А. Тышлером, С. Лебедевой, Л. Малюгиным и другими. Она оставила повесть о детстве «Я помню», высоко оцененную В. Кавериным, яркие устные рассказы, записанные ее племянницей, письма драматургу Л. Малюгину, в которых присутствует атмосфера времени, эвакуация в Ташкент, воспоминания о В. Татлине, А. Ахматовой и других замечательных людях.