За живой и мертвой водой - [89]

Хауссер повел глазами по сторонам и огорошил Оксану неожиданным вопросом:

— Вы собираетесь шантажировать меня, если то, что предложит Пристли, окажется для меня неприемлемым?

«Вот о чем он думал всю ночь — каков будет характер задания, сможет ли он его выполнить? Прекрасно! Пристли, очевидно, существует, но мне не следует подтверждать его существование. Гелена не знает имен тех, кто ее послал. Да и у каждого из них может быть несколько кличек… Нужно успокоить беднягу советника».

Оксана ответила спокойно, рассудительно:

— Зачем предполагать худшее? Я думаю, от вас не будут требовать невозможного. В этом смысле я на вашей стороне.

— И вы сможете подтвердить Пристли, что я не имею никакого отношения к военным делам?

Оксане стало жарко. Она почувствовала, что Хауссер был близок к тому, чтобы приоткрыть краешек своей тайны.

— Конечно! Но… Только в том случае, если я буду убеждена в этом.

— Сведения об армии, военной промышленности, экономике — все это исключено, — сердито сказал советник. — Меня не посвящают, и я не интересуюсь… Только то, что сообщают радио, газеты.

— Есть другие, не менее важные области… — подсказала девушка.

Хауссер насупился, промолчал. Оксана снова уловила его настороженность, враждебность. Не вышло, расспрашивать нельзя. Придется отложить до более удобного случая.

— Я считаю этот разговор преждевременным, господин советник. Я верю в успех. И помните — я не враг вам, а помощница…

— Ева, вы могли бы ответить на один вопрос?

— В зависимости…

— Пристли англичанин или американец?

— Кого бы вы предпочли?

— Американца все–таки.

— Какое это имеет значение? Кстати, вы уверены, что Пристли это Пристли?

— Поэтому я и спрашиваю. Я знал его как англичанина.

Оксана засмеялась и заметила, что на губах Хауссера появилось подобие улыбки. Очень хорошо — это первый признак доверия.

Они свернули в узкий проулок, упиравшийся в более широкую улицу. Шагах в тридцати у тротуара стояла маленькая легковая машина. Сидевший за рулем молоденький солдат–шофер позевывал, но его лицо — обыкновенное, солдатское привлекло вдруг внимание Оксаны. Почему у нее возникло это странное впечатление, девушка не могла понять, но ей вдруг показалось, что у шофера не одно, а два лица и одно смещено, перекошено, как будто солдат слегка повернул голову и напряженно прислушивался к тому, что происходит позади него. Это продолжалось всего лишь мгновение и было похоже на галлюцинацию, обман зрения. В действительности солдат сидел, сонно глядя перед собой, у него было спокойное, свежее лицо.

Из–за угла навстречу им неторопливым, ровным шагом вышел высокий офицер. Оксана сразу же узнала его — тот гауптман, которого она видела день назад в своем доме. Он подошел к машине, легонько постучал носком сапога о покрышку колеса, проверяя, не спустил ли баллон, сказал солдату:

— Эрнст! Надо заправить машину, но сперва на улицу Симона Петлюры. Захватим обер–лейтенанта. И осторожнее на этих выбоинах, душу можно вытрясти.

Садясь рядом с шофером, гауптман рассеянно взглянул на проходящих мимо, задержал взгляд на девушке, но, кажется, не узнал ее или узнал, но не мог вспомнить, где видел.

Машина плавно тронулась с места.

Хауссер и Оксана вышли на угол. Советник свернул было вправо, но невдалеке послышался женский плач, крики. Оксана оглянулась. Позади, у двухэтажного особняка, стоял грузовик с солдатами. Сидевшие в кузове солдаты удивленно глазели на раскрытое окно на втором этаже. В окне показалась голова офицера. Он крикнул вниз:

— Всем — с машины! Бурфелы — в гестапо! Здесь убийство. Быстро!

Голова офицера скрылась в окне. Солдаты начали прыгать на мостовую. Фельдфебель вскочил на подножку, и машина промчалась мимо советника и девушки.

Хауссер, ничего не объясняя, быстро зашагал к особняку.

— Куда вы? — догнала его Оксана.

— Идем! — в сильном волнении произнес Хауссер. — Там… Неужели?..

Они прошли мимо столпившихся на тротуаре и мостовой солдат. Из окна доносился плач женщины. Хауссер, проявляя неожиданную при его комплекции резвость, побежал вверх по лестнице, Оксана едва успевала за ним. Следом, громыхая тяжелыми сапогами, бежали солдаты.

В коридоре второго этажа Оксана увидела перепуганную заплаканную женщину в кокетливом белом фартуке. Она с ужасом глядела в какую–то комнату и, судорожно дыша, бормотала что–то несвязное.

Хауссер подбежал к раскрытой двери, остановился у порога. Оксана заглянула через его плечо и увидела лежавшего на ковре у письменного стола мужчину в судейском мундире. Над ним склонился растерянный лейтенант.

— Господин лейтенант, — послышалось за спиной Оксаны. — Посмотрите, что мы нашли на лестнице.

Ефрейтор протолкался вперед и подал офицеру записную книжку в голубоватой обложке. Лейтенант торопливо полистал книжечку и закричал зло и радостно:

— Вот здесь по–русски! Это он обронил. Убийца! Свою записную книжку.

— Положите на место! — фальцетом вскрикнул советник, и нависшая на воротник холеная, без морщин шея его покраснела. — Сейчас же положите! Пусть гестапо! Они знают…

— Это он… — запричитала женщина в фартуке. — Как я могла подумать… Такой галантный. Это он убил!