За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге - [47]

Дядя Егор сказал, что вернется самое позднее через сутки. Но прошло двое, потом трое суток, а вертолет так и не появлялся. Воскресенье, в которое Петька назначил отцу свидание на пасеке, давно прошло. Дома наверняка забили уже тревогу, а он сидел за двести километров от условленного места и даже не знал, как туда добраться.

Коля чувствовал себя неспокойно тоже. Днем он, правда, еще крепился, только изредка, будто невзначай, вспоминал Андрюшку. Но ночью — Петька слышал — говорил во сне, звал мать.

— Эх, был бы в кармане хоть рубль! — с ожесточением швыряя под ноги кепку, сказал на четвертый день Коля.

Они вдвоем стояли на веранде колхозного клуба и вот уже с полчаса рассматривали вывешенную там карту охотничьих угодий удэге. Надо было что-то предпринимать, а ни одно путное соображение в голову не приходило.

— Ну и что, если рубль? — неохотно отозвался Петька. — Довез бы он тебя до Кедровки, что ли?

— Не надо меня довозить. Я и сам бы дошел. Ясно? Плюнул бы на всякие твои оморочки, взял в руки палку и айда.

Намек на оморочку был не случайным. Петька только что предложил сесть в лодку и спуститься по реке до железной дороги. Но Коле план не понравился. Взять лодку без разрешения, сказал он, — значит украсть. И потом, горная река — не шоссе: перевернешься — еще утонешь.

— Да как же ты пойдешь? — возразил Петька. — До твоей бабки отсюда ведь двести километров. И все по дремучей тайге.

— И ладно, — упрямо топнул Коля. — Сидеть на месте да ждать, по-твоему, лучше? И не такая уж тайга дремучая. Смотри вот! — Он повернулся к карте. — От поселка к этому зимовью идет тропка. Видал? Расстояние — двадцать километров. От зимовья дорога — к сплавному пикету. Там дом. Еще дальше — старая пасека, потом Абрамовка и леспромхоз. Если хорошенько рассчитать, так в дупле ночевать не придется. И через неделю будем в Кедровке.

— Но идти же двести километров! — опять возразил Петька. — Заблудимся.

— Да чего ты заладил: двести, двести! — совсем уже разозлился Коля. — Или тебя заставляют их бегом пробежать, что ли? И заблудится тут только дурак: все же время по речке.

Петька вынужден был признать, что товарищ прав. Все дело, и правда, сводилось только к рублю, необходимому на пропитание, — именно к рублю, а не к трешке и не к пятерке. Коля считал, что разную мелочь из съестного, вроде жимолости или земляники, можно найти в пути. Не исключено, что на удочку попадется ленок или гольян. Но в основном рассчитывать надо было все же на пшенный или гороховый концентрат. На рубль такого концентрата в сельмаге можно купить восемь пачек. А из пачки выходит две порции каши…

И Петька сдался. Только сказал, что концентрата хватит не больше чем на три дня, а идти на пасеку по крайней мере неделю.

— И пускай, — ответил Коля. — За три-то дня мы где уже будем? В Абрамовке, у Маргариты Ивановны! А еще через два или три дня заявимся в леспромхоз. Неужто там не дадут на дорогу по рублику.

Было решено занять деньги у матери Ляна или у кого-нибудь из геологов.

Петька уже напал срисовывать будущий маршрут в подаренную Константином Матвеевичем тетрадь, как вдруг услышал:

— Петька, Колька! Вы чего тут расселись? Все сбились с ног, ищут их, а они прохлаждаются. Вот еще шалапутные!

Вывернувшись из-за угла и поднимая босыми ногами пыль, к клубу мчалась Нинка.

— Ну да, чего смотрите? — продолжала девчонка. — Айда в контору! Вот уплывут без вас, будете знать, раззявы!

— В какую еще контору? Кто уплывет? — нахмурился Петька. — Ты, Пулемет, без толку не трещи, говори по порядку.

— А я разве не по порядку? — обиделась Нинка. — Вас же Лука Иваныч требует. Председатель колхоза. Вот! Домой отправлять будет.

Луку Иваныча Петька и Коля уже знали. Дядя Егор, улетая из поселка, наказывал им в случае чего обращаться к председателю колхоза и во всем слушать его. Однако хорошие отношения с пожилым рябоватым нанайцем у приятелей не наладились. Позавчера, например, когда они пришли в контору справиться, почему не прилетает вертолет, Лука Иваныч просто-напросто рассердился.

— Вертолет! Вертолет! — закричал он. — Провалиться бы вашему вертолету вместе с Егором. Летают тут всякие, денежки получают, а как до расчета, так сразу в кусты! Не ходите ко мне, не спрашивайте.

— Да куда же нам? Что делать? — чувствуя, как дрожит голос и навертываются на глаза слезы, сказал Петька.

— А то вот и делать, — заявил председатель. — Слыхал поговорку: зайцы скачут — зайцы плачут? Это про вас. Как прилетели, так и улетайте.

Вспомнив об этом неприятном разговоре, мальчишки Нинке, конечно, не поверили, обозвали ее вруньей. Нинка возмутилась, замахала руками. Они бы, наверно, совсем поссорились, да прибежал Лян и объяснил, в чем дело. К зимовью, где остался его отец, идут моторные баты, и председатель колхоза решил отправить беглецов с охотниками. Лян едет тоже. Только надо торопиться: охотники ждать не станут.

Приятели со всех ног пустились за пожитками, но Петька и тут еще пытался доказать, что Лука Иванович вспомнить о них не мог.

— Ну вот еще: Лука Иванович, Лука Иванович! — рассердился Лян. — Я ж говорил: он всегда ругается, кричит. А самом деле добрый. Да! Прошлом году брат собрался институт, пошел контору документами. Лука Иванович стучал кулаками тоже: жулики, говорит, город убегаете, зверя ловить не хотите. И прогнал. Только после принес справку сам. Еще дал и денег — премию. Хороший, говорит, охотник был, жалко.