За семью печатями - [12]

Способов определения «возраста» немало. Среди них есть старые, как сама археология, есть и только сегодня испытываемые.

Существует особая наука — стратиграфия. Почва состоит из ряда слоев; как правило, чем ниже лежит слой, тем он древнее, тем старше, конечно, и вещи, погребенные в нем. Зато все предметы, найденные в одном и том же слое, — почти всегда ровесники. Стратиграфический анализ — верное оружие археолога, когда он роется в глуби времен, от которых до нас не дошло ничего: ни единой даты, ни одного имени, ни устного слова, ни письменного. В этой бездне на многое рассчитывать не приходится; счастье, если удастся установить: эта находка старше, эта моложе, а те две — сверстницы. Такую возможность стратиграфия дает.

Ближе к нашим дням положение меняется. Тут все уже кишит событиями памятными и именами известными. Возникает надобность в более точных археологических рамках. Здесь мало сказать: «Эта гривна моложе того ковша»; важно, что она ровесница вон той печати, а на печати дата и имя: князь Всеволод, такой-то год.

Исследуя прошлое с глубокой древности до недавних веков, археолог советуется с верным свидетелем былых дней, с черепком обожженной глины, осколком простого печного горшка или великолепной амфоры. На многих листках археологического календаря вы не увидите ни надписи, ни даты: на вас смотрит только он, угловато-колючий простак-черепок. «Времена шнуровой керамики», «племена ямочно-гребенчатой» или «чернолощеной керамики» — ученые постоянно удовлетворяются такими определениями. А рядом с гончарным керамическим обломком-черепком работают нам на пользу другие очевидцы прошлого, и, в частности, вещь суетная, на первый взгляд несерьезная, — женские украшения.

ГАЛАНТЕРЕЯ ДНЕЙ ГОСТОМЫСЛОВЫХ

В витрине археологического музея, рядом с деловитыми серпами и косами, бок о бок с воинственными мечами, шлемами, наконечниками стрел лежат сотни странных кусочков цветного стекла: ярко-зеленые, густо-синие, золотистые стеклянные дужки всех оттенков радуги. Что это такое? Это обломки (встречаются и целые) древних женских украшений — браслетов: франтихи и модницы русских городов во дни Ярославовой «Правды» или Остромирова евангелия так же кичились друг перед другом этими побрякушками, как их праправнучки гордятся сегодня какими-нибудь нейлоновыми чулками.

Неудивительно, что подобные стекляшки мы собираем и бережно храним. Древность — всегда древность. Странно другое: пестрые осколочки эти ученые разбирают по сортам, как если бы они были драгоценными каменьями. Их детально изучают, о них пишут глубокомысленные исследования... Поищите — и среди наших археологов вы найдете искренне увлеченных своим делом «браслетоведов». А не выдумка ли все это? Браслет — не оружие прошлых лет, не орудие, по которому можно судить о хозяйстве далеких предков, а всего только хрупкий пустяк, так сказать, галантерея времен Гостомысла. Так что же может дать науке даже самое пристальное его изучение?

Оно может дать немало. Сопоставляя различные наблюдения, удалось выяснить: такие изделия из стекла появились у нас в XI веке, не раньше: как раз в это время трудолюб дьякон Григорий переписал для посадника Иосифа, «мирским же именем Остромира», прославленное евангелие. Три столетия спустя, незадолго до рождения Димитрия Донского, они окончательно вышли из моды, но в течение этих двухсот пятидесяти или трехсот лет городские щеголихи успели набить и натерять их такое множество, что теперь они имеют в наших глазах совсем особенное значение. «Стеклянные браслеты, — говорит крупный знаток этих вещей Б.А. Колчин, — являются вернейшей находкой, датирующей слои XI—XIII веков». Иначе говоря, при составлении «календаря веков» и пользовании им они могут оказать нам существенную помощь.

В самом деле: вы роетесь в древнем черноземе... Кто скажет, когда образовался он тут? И вдруг под вашими пальцами шевельнулась крошечная стекляшка, колючий осколок полупрозрачного искусственного минерала с его характерным раковистым изломом. И все ясно — это XI—XIII века! Не X и не XV! А значит, к тому же времени принадлежит и обрывок кольчуги, и черенок ножа из оленьего рога, и даже подошва кожаного башмака, найденные тут же рядом: ведь они лежали в том же датированном слое. А кто его датировал? Стеклянный браслет!

Этого мало: браслеты бывают разные, а мода во все века была изменчива, как сейчас. Красавицы, опускавшие ресницы перед Садком и Василием Буслаевым, были, на счастье археологов, не менее капризны и непостоянны во вкусах, чем современные женщины: то все, как одна, они гоняются за гладкими зелеными браслетами, то накидываются на витые желтые с тонкой ниткой другого цвета, искусно вплавленной в стекло, а некоторое время спустя их стали привлекать только причудливые ребристые или крученые. Того, что поколение назад было модным, четверть или полвека спустя уже нельзя было нигде найти. Ни сном ни духом не ведали древние франтихи одного — какую великую пользу принесут их причуды, сколько разговоров возбудят они среди ученых лет семьсот, восемьсот спустя. И теперь нам про эти браслеты известно, если хотите, больше, чем им.