За правым крылом - [8]
Первый класс — это и признание, и почет, но и спрос.
Так что, устроившись впервые за правым крылом в мягком кресле, подумай: быть ли карманчику пустым или надо учиться и учиться снова, чтобы заполнить его свидетельствами всех ступеней мастерства.
Электровоз так устроен, что может работать сплоткой — это когда электросхемы двух машин соединяют в одну специальными розетками и соединителями. Машин две, а машинист один. На втором электровозе бригада не требуется. Водили мы сплотками и пассажирские поезда, и грузовые.
Так не бывает, чтобы отказали обе машины сразу. Если вдруг почувствуешь, будто повисает на плечах поезд, значит, отказала вторая машина. Если выключится первая, тут видно сразу: стрелки всех приборов падают на ноли, натужный тянущий звук моторов смолкает, остается лишь холостой шум движения по инерции. Однако не только инерция несет поезд. Чувствуешь всем телом, как, выбиваясь из последних возможностей, второй электровоз продолжает тянуть поезд.
Некоторые машинисты в таких случаях теряются, останавливаются и начинают искать причину аварии. А остановившись, видят: место тут такое, что, даже если и устранишь неисправность, выехать самому вряд ли удастся — подъем. Графиком рассчитано движение по этому участку только, как говорят, с ходу.
Может оказаться, что тянуть до перевала оставалось всего несколько километров, тут и одна машина выдюжила бы. А уж дальше под гору ехать!
Вот и выходит: даже с пешеходной скоростью вытягивать остаток подъема на одной машине гораздо быстрее, чем останавливать поезд, а потом разгонять. Даже при условии, что неисправность найдена быстро и так же быстро устранена.
Ты приведи поезд «на одном колесе», «на честном слове», если нужно. Злостью, лаской, хитростью заставь машину работать, правильно угадай ее возможности и учти ситуацию, выбери из десятка нужное решение. Одно.
Для этого, наверное, всю жизнь надо учиться.
Как испытывает зима
Еще летом появляется объявление: «Получите теплую спецодежду». И пусть не хочется тащить по жаре тяжелый бушлат, неуклюжие валенки — по-сибирски пимы, однако надо. Зима не прощает легкомысленной неподготовленности. Без пимов сибиряк не работник. Так что экипируйся, машинист, а машину твою уже готовят к холодам ремонтники.
Дотошные комиссии, контролеры, инспекторы — штатные и общественные — все сейчас докапываются до самых глубин. И чтобы в кабине было тепло, и чтобы в двигатели не попал снег. На горячем металле мотора он тает, а вода электричеству не союзник.
И летом же начинается по зимним специальным программам учеба. Кому не первый снег на голову, для тех это повторение пройденного, но есть среди машинистов новички, первозимники. Не важно, сколько тебе лет по паспорту, не важно, сколько зим ремонтировал электровозы, выстукивая из смотровой канавы облепленное грязным льдом и снегом брюхо машины. Не в счет и зимний стаж за левым крылом, в помощниках. Ты — первую зиму машинист, и отсчет твоему опыту начнется с ноля.
Машинистов, как правило, назначают весной и летом, чтобы затепло «набили руку». Чтобы в зиму входили постепенно. Первозимникам в депо особенное внимание. Специальные занятия с ними проводят бывалые машинисты. Первозимников заставляют вздрагивать шутники — рассказывают, безбожно привирая, о необыкновенных случаях.
Коротко в Сибири лето. Стоит ясный жаркий август, и вдруг — дожди, холодные ночи, плотные утренние туманы. «Засентябрило», — говорят сибиряки. В октябре еще неприветливей погода, в ноябре и вовсе зима. Минус десять, минус двадцать. Ляжет снег и не сходит. Пронзительный ветер сгоняет с косогоров последние желтые листья. Далеко разносятся по сквозным березовым колкам, по щетине жнивья будто вдруг осипшие от стужи электровозные гудки. Зазвенит на морозе железо. Рельсы съежатся, укоротятся, разинув черные поперечины стыков. И ляжет на них грязь. Летом смотрится солнце в накатанные блестящие рельсы, отражается бездонной синью небо — чистота, ехать приятно! А теперь и ржавь какая-то, и пыль, и наледь — все липнет зимой к рельсу. И одевается он плотной сальной шубой — куржаком. Пушок инея в сильный мороз быстро уплотняется, растет, ощетинивается корявой коркой, которую не сколешь, как лед, и не смахнешь, как снег. Это — куржак.
Скользко машине на таких рельсах, буксует. Одно спасение — песок. За зиму высыпаем его вдоль пути тысячи тонн. Осенью дивишься: куда его запасают такие горы? А зима подбирает все подчистую.
«Песок». «Сцепление». «Буксовка». Это чисто зимние слова. И разговоры зимние.
— Привет! Как сцепление на линии?
— Здравствуй. Нормально — из рук вон.
— Буксует?
— Удержу нет. Как по мылу.
— Как с песком?
— Вот! — проведет машинист по стенке бункера ближе к полу, чем к потолку.
— Не густо…
С песком ехать можно. Дыхнет песочная труба под колесо, и не скользко. Хуже, когда не рассчитаешь, кончится запас песка раньше, чем дорога до дому. Засипит воздух в опустевшем бункере и обязательно «на самом интересном месте». На подъеме. Где самая сила нужна. И она у машины есть, а сцепления вот нету. Чуток бы, горсточку бы этого песочку — нету. А ехать надо. Тормоза, хватка, изворотливость? Все пойдет, лишь бы остановить это ненужное вращение поскользнувшегося колеса. В таких случаях говорят: «На одной злости выцарапался».
