За окнами сентябрь - [46]

— Зачем? — изумилась Вера. — Дома мало посуды?

— Мне он очень понравился…

— А колье ты себе не присмотрела?

— Все, все!.. Я его продам… Я теперь поняла…

— А деньги будешь брать, — твердо сказала Вера. — Это не его дело, у нас с тобой свои отношения.

Весной Никита заканчивал институт. Распределение Веру не волновало, она не сомневалась, что его оставят в Ленинграде. Математики нужны, жена учится, прописка есть, и он отличник, — значит, может выбирать.

В один погожий весенний день бабушка встретила Веру рыданиями:

— На Крайний Север загнали!.. На самый крайний!.. И ее увезет… Вот несчастье… Ты должна вмешаться… Он пусть едет, а ей запрети.

Бабушка еще верила в ее абсолютную власть над детьми. А власти уже не было…

Вызванная Таня объяснила, что Никиту никто не «загонял», он сам выбрал поселок (даже не город!) с непонятным названием Вуктыл. Там школа-десятилетка, у Никиты будет большая нагрузка, и сразу обещают дать квартиру.

— Зачем ему это понадобилось? — гневно спросила Вера.

— Кит считает, что квалифицированные педагоги там нужнее, и у него будет больше самостоятельности.

— По собственной программе собирается учить?

— У него свои мысли об организации учебного процесса…

— Значит, по идейным соображениям? А о тебе он подумал? Ты бросишь институт, останешься без специальности…

— Почему? Я переведусь на заочное…

— Ты и на очном не поражаешь успехами. И что ты там будешь делать? Готовить обеды супругу?

— Кит говорит, что мне могут дать начальные классы. Или пойду воспитательницей в детский садик.

— Тебе так легко расстаться со мной?.. С нами?.. Мы тебе больше не нужны? — срывающимся голосом спросила Вера, понимая, что это запрещенный прием.

— Ма, не мучай меня, себя… — заплакала Таня, — нам нужно пожить отдельно… совсем одним… Я не могу больше обирать тебя… И надоело считать копейки… Там северный коэффициент, какие-то надбавки… И только три года… Я буду приезжать на сессии, в отпуск…

«А ведь это из-за меня, — подумала Вера после ее ухода. — Его стремление к самостоятельности — чепуха, декорация… Если бы Танька сказала: «Нет», он бы остался… Она бежит от меня, чтобы сберечь свое счастье… Значит, она счастлива?.. Почему я никогда не спрашивала ее об этом?.. Была уверена: мне он не нравится, и ей должно быть с ним плохо… «Не хочу обирать тебя…» — с обидой повторила она слова дочери. — Разве я когда-нибудь хоть словом попрекнула ее?.. Я готова все отдать, лишь бы ей было хорошо… Он настроил ее против меня, встал между нами… Мог прекрасно работать здесь, у них отличная комната, Танька спокойно училась бы на дневном, я помогала бы… А там она будет надрываться: учеба, работа, хозяйство… Она еще девочка, не подготовлена к этому… Конечно, не выдержит, останется недоучкой… Почему все мои усилия и жертвы обращаются во зло? — в отчаянии подумала Вера. — Что я делаю не так?»

Таня уехала. Три года превратились в четырнадцать, и, похоже, они собираются дожить там до пенсии. У Тани уже два сына. Внуков Вера видела только на фотографиях. Когда кто-нибудь из подруг удивляется: «Неужели ты не можешь выбраться и слетать посмотреть на мальчишек?» — Вера коротко отвечает: «Меня не зовут». Никита уже давно директор школы, депутат местного Совета, читает лекции в «Родительском университете». Таня — его помощник по внеклассной работе и преподает историю.

Первые годы Таня регулярно прилетала на сессии, жила у Веры, а не в своей комнате, как бы подчеркивая необходимость общения с матерью. После окончания института стала появляться раз в год на два-три дня по пути с Юга, где она с семьей обычно проводила отпуск. Бывало, что они не виделись по два года, если Вера в это время оказывалась в поездке. Нечастые письма несли голую информацию. «Дорогой мамочке» сообщалось, что все нормально, дети здоровы (больны), погода хорошая (плохая), много работы — конец четверти (полугодия, начало учебного года). Заканчивались они обещаниями в следующий раз написать подробнее, а сейчас — увы! — некогда. Но «следующие разы» не наступали.

Как Вера ни вчитывалась в исписанные размашистым Танькиным почерком листочки, она ничего не могла вычитать о ее жизни, душевном состоянии, мыслях. Единственное, что она понимала отчетливо, — для нее не осталось места в жизни дочери. Такие письма пишут по обязанности, а не по велению сердца.

Перед редкими приездами дочери Вера волновалась, готовилась расспросить ее, рассказать о себе, но появлялась Таня — полная, сильная, уже далеко не юная женщина, — тяжелой походкой, от которой звенели рюмки в серванте, ходила по комнате и, не умолкая, говорила о детях: старший Алешка — упрямец, характер будь здоров! Но способный и в музыкальной школе хорошо успевает.

— Вот, посмотри! — демонстрировались фото: Алешка за роялем, Алешка на лыжах, Алешка без лыж…

Антошка — младший — милейшее существо! Весельчак, болтун, никаких капризов, прошу убедиться: Антошка хохочет на пляже, хохочет в кроватке и даже на горшке.

Вера вежливо слушала, вежливо смотрела, но сердце ее молчало — фотографии не полюбишь.

Без паузы Танька перемахивала на свою школу — работы невпроворот! Следовали рассказы о КВН, «Голубых огоньках», успеваемости, контактах с родителями («если бы ты знала, какие есть семьи!»), о «трудных детях» («трудные дети — всегда несчастные, уверяю тебя! Им с детства не хватало любви»).