За океан. Путевые записки - [85]

Шрифт
Интервал

Обратным путем мы шли так скоро, что уговорили проводника показать нам сегодня же еще что-нибудь другое в боковых галереях. После разных отговорок он наконец согласился и из готической галереи повел нас в сторону по узкому, извилистому спуску, по которому вскоре вывел в обширный и весьма правильный грот, называемый Register Hall, т. е. зала для записи посетителей. Не только все стены, но и самый потолок были украшены или, вернее, обезображены надписями, причём, кроме фамилий, каждый считал своею обязанностью приписать еще город и штат своего местожительства. Несмотря на тщательные поиски, я не нашел тут ни одной русской надписи, да и вообще я заметил не более трех или четырех надписей англичан из Европы. Многие надписи сделаны не только углем, но и масляными красками и занимают на стене огромные пространства. Ныне этот дешевый способ достигнуть бессмертия уже не так часто практикуется, и большинство предпочитает оставлять здесь лишь свои визитные карточки. Последних тут тоже множество и они навалены на большой камень, в виде стола; сюда мы положили и свои карточки.

За Залом записей начинается уже область сталактитов и, пройдя несколько дальше, мы вошли в весьма красивый грот, называемый Готическою часовней (Gothic Chapel). Проводник рассказал трогательную историю о причине происходившей тут первой свадьбы. Одна сентиментальная девушка, после смерти своих родителей, поклялась не выходить замуж, пока она будет жить на земле. На все предложения она отвечала отказом. Но вот один молодой человек, напрасно истощавший всё свое красноречие, решился предложить ей венчаться под землею, в Мамонтовой пещере; в этом случае клятва не была бы нарушена. Девушка приняла предложение, и свадьба состоялась в этой готической часовне. После того здесь совершено уже несколько других свадеб.

Из достопримечательностей той же боковой пещеры стоит еще упомянуть о губах влюбленных (Lovers’ Lips). В узком месте прохода из противолежащих стен выступают двойные горизонтальные камни, напоминающие своим видом вытянутые губы. Уже миллионы лет эти губы тщетно стремятся соприкоснуться для сладкого поцелуя. Вообще, американцы выказали большую и разнообразную фантазию по части изобретения названий для разных мест пещеры.

Покинув наконец боковую галерею и пройдя оставшуюся часть Бродвея, мы возвратились к калитке и поднялись на свет Божий. Как ни хорошо под землею, но на её поверхности еще лучше. Я с восторгом вдыхал свежий, влажный, теплый и духовитый воздух. Географическая широта Мамонтовой пещеры 37°14′, и я был на одной параллели с Сицилией и южною Грецией. Ночь была чудная, и яркие звезды великолепно сияли на совершенно почти черном небе.

Хотя я лег очень поздно, но на другое утро уже в 6 часов быть разбужен звуками оркестра и сразу не мог дать себе отчета, где нахожусь. Одевшись и спустившись вниз на веранду, я увидал уже довольно многочисленную толпу гостей, окружавшую доморощенный оркестр, виденный мною еще вчера. Говорят, что эти негры выучились играть на разных инструментах, еще будучи рабами у какого-то богатого плантатора. Причина столь раннего концерта заключалась в сегодняшнем торжественном для американцев дне — 4 июля.

Во время завтрака мы начали уговариваться насчет нового спуска в пещеру и решили совершить «большую прогулку» (Long Route), при которой посещаются самые отдаленные и интересные места, а главное приходится плыть в лодке по подземной реке Эхо. В 8 ч. утра мы были уже готовы. На этот раз составилась довольно большая партия из 14-ти человек, в том числе трех дам. Кроме вчерашнего проводника, с нами пошли еще два молодых негра с большими корзинами, наполненными пищею, так как предположено было пробыть в пещере до самого вечера. Техасец и нашвилец были тоже с нами.

Путь от гостиницы до входа в пещеру я прошел вчера в темноте и потому только теперь мог его хорошенько рассмотреть. Он пролегает по роскошному девственному лесу, а самый вход в пещеру образуется круто спускающимся вниз оврагом, при чём для удобства спуска тут устроена даже лестница, выложенная каменными плитами. До железной калитки нас сопровождали две собаки, принадлежащие хозяину гостиницы. Одна из них весьма потешная, мехиканской породы, совершенно без шерсти. Её голый хвост производить чрезвычайно смешное и глупое впечатление. По словам проводника, собаки, несмотря на понуждение, не идут дальше калитки; действительно, и на этот раз мы не могли уговорить их следовать за нами в пещеру. Причина такой странной боязни заключается в том, что однажды одну из этих гостиничных собак удалось взять с партией посетителей. В одном из многочисленных поворотов заметили, что собака пропала; так и вернулись без неё. На следующий день эту собаку напрасно искала большая партия прислуги и проводников; только на третий день ее нашли у основания крутого подъема, называемого пробочником и совершенно недоступного даже собачьей ловкости. Наш проводник уверял, что эта собака, проведшая в пещере более двух суток, вероятно, рассказала потом о своих злоключениях всем прочим собакам, и вот почему ни одна из них не решается теперь совершать прогулки в пещеру.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.