За океан. Путевые записки - [69]

Шрифт
Интервал


Памятник солдатам в Нью-Гевене.


На самой вершине скалы, среди парка, в 1887 году воздвигнут величественный памятник солдатам сухопутных войск и матросам, уроженцам Коннектикута, погибшим в четырех главных войнах Соединенных Штатов, а именно: 1775–1783 гг. за независимость, 1812–1815 с Англией, 1847–48 с Мехикою и 1861–1865 за отмену рабства. Памятник представляет красивую колонну в 110 футов высоты; по бокам основания на рельефных досках изображены главные сражения, а по углам находятся четыре сидящие женские фигуры из бронзы, долженствующие изображать Историю, Победу, Патриотизм и Преуспеяние. Внутри колонны сделана винтовая лестница до верхней внутренней площадки, откуда открывается обширный горизонт с чудными видами на лежащий под скалою город и живописные его окрестности. Вокруг памятника разбит красивый цветничок и невдалеке имеется домик, где можно получать прохладительные напитки и мороженое.

Совершенно довольный сделанною прогулкой, я спустился вниз, и пока ехал в город, наступила уже ночь. Темнота наступает здесь чрезвычайно быстро, что, конечно, вполне объясняется географическим положением места: я был на широте Закавказья и Туркестана. Кстати, интересное сопоставление: широта Ташкентской обсерватории (41°19′31″.3) почти равна широте обсерватории Нью-Гевена (41°18′36″.5), и этим обстоятельством было бы весьма поучительно воспользоваться для исследования перемен астрономических широт, перемен, которые весьма волнуют в настоящее время астрономический мир. Такая малая разность в широтах двух постоянных обсерваторий позволила бы наблюдать в обеих те же звезды и следовательно совершенно исключить влияние неверностей в склонениях звезд, а значительная разность долгот (9 ч. 28 м. 53 с.) позволила бы ближе изучить самое явление. По этому поводу я беседовал и с г. Элькином; он сам уже переписывался насчет таких наблюдений с бывшим директором Пулковской обсерватории Ф. А. Бредихиным, но, к сожалению, здесь некому производить подобных наблюдений, да при том же не имеется и соответствующего инструмента, хорошего зенит-телескопа. Г. Элькин совершенно согласен, что такие соответственные наблюдения, если бы вести их правильно в течение многих лет, по тщательно разработанной программе, могли бы принести для науки больше пользы, чем наблюдения на временных обсерваториях, производимые для этой цели лишь в течение короткого промежутка времени.

XXI. Вашингтон

Покончив с Нью-Йорком и его окрестностями, я переехал в Вашингтон. Расстояние между этими городами равно 350 верстам, но скорый поезд Пенсильванской железной дороги пробегает его в 4 часа. В Филадельфии, как мы заранее условились, вошел в поезд добрейший принстонский профессор Либби, и всю дальнейшую дорогу мы просидели в роскошном вагоне — так называемой «гостиной» (Parlor car), с большими стеклами; из такого вагона можно свободно любоваться окрестностями. Либби указал мне главнейшие здания Филадельфии: знаменитый университет, приют Жирара и др.; как известно, Филадельфия — второй по численности населения город Штатов (около 1 м. жит.), красиво раскинувшийся на берегу реки Делавера.

Через полчаса слуга-негр возвестил, что готов обед, и мы перешли в особый вагон-столовую (dining car). В Америке вообще вошло в обычай принимать в дороге пищу не на станциях, а в вагонах; этим сокращаются остановки, и публика не принуждена торопиться. Вагон-столовая прицепляется только днем. При входе имеется роскошная передняя с неизбежными здесь, как и везде в Америке, умывальниками. Затем идет собственно столовая с рядами столиков направо и налево от прохода и с безукоризненною сервировкой. Задняя часть вагона представляет довольно обширную кухню с плитою, ледником и складом припасов. Вся прислуга — негры, изящно одетые в черные фраки и чистое белье.

Хотя американцы и подсмеиваются над неграми, говоря, что за обедом нельзя знать, чисты ли у них руки, но надо отдать справедливость неграм: они как будто рождены быть прислугою; никто лучше их не сумел бы подавать бесчисленных блюд при качке вагона от быстрой езды и при суете железнодорожных обедов. Здесь установлена вообще однообразная плата за пищу — 75 центов, за которые каждый может требовать всё, что напечатано на особых карточках, где поименованы всевозможные блюда. Обед начинается обыкновенно водою со льдом и свежими ягодами со сливками и оканчивается мороженым и сладкими пирогами. Рыбные и мясные блюда разнообразны по названиям, но все почти одинаковы по вкусу.

Вскоре мы въехали в мрачный туннель и на самое короткое время остановились у станции; это была Бальтимора — главный город штата Мэрилэнд, на реке Патапско, впадающей в Чизапикский залив. Бальтиморцы пожелали иметь удобный воксал в самом центре города, но им не хотелось безобразить улиц воздушною железною дорогой или стеснять движение экипажей и пешеходов дорогою по улицам, и вот они проложили два огромных туннеля, один из которых, ведущий от воксала далее на запад, имеет более 3-х верст длины. Однако, благодаря этим туннелям, путешественник, не останавливающийся в Балтиморе, лишен возможности даже взглянуть на город. От Либби я успел только узнать, что в Бальтиморе около 350 000 жителей, имеется университет и знаменитый госпиталь, сооруженный на средства, пожертвованные Гопкинсом (Hopkins). Мы понеслись далее с такою поразительной быстротою, что я не мог ничего больше видеть и не заметил, как прибыл уже и в столицу.


Рекомендуем почитать
Аввакум Петрович (Биографическая заметка)

Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.


Путник по вселенным

 Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.


Бакунин

Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.