За красоту убивают - [35]

— Я позвоню тебе завтра вечером, — пообещала я, — и если мне удастся вовремя разделаться с заданием, а в гостинице дела не наладятся, я приеду на следующие выходные, хорошо?

Серые глаза Дэнни наполнились слезами, и я поняла, что возражать она не станет.

Через пятнадцать минут я уже ехала по массачусетскому шоссе, направляясь на запад, чтобы попасть на транзитное шоссе штата Нью-Йорк. Я чувствовала себя, как Сигурни Уивер в «Чужом», когда она в трусах и майке только что выкинула за борт космического корабля самое омерзительное за всю историю Вселенной существо и наконец-то забралась в свою капсулу. Другими словами, я чувствовала себя в безопасности. Больше никаких погонь в лесу, никаких пробуждений среди ночи, никаких гаданий, то ли постучали в дверь, то ли нет. И все же в глубине души я жалела, что не могу развернуть джип и вернуться назад.

Я уже внесла номер Евы в свой мобильник, а потому за милю до съезда на шоссе нажала кнопку дозвона. Ева говорила монотонным голосом, как человек, недавно наглотавшийся успокоительного. Я объяснила, что буду у нее через несколько минут, и она все тем же безжизненным голосом ответила, что хорошо, она будет меня ждать. Сотрудники гостиниц, принимающие заказы на обслуживание в номере, и то любезнее.

Спустя десять минут я припарковалась в старой части Рейнбека, самобытного городка недалеко от реки Гудзон. Открывшая дверь и поздоровавшаяся со мной Ева оказалась такой же мрачной, как и ее голос по телефону. Косметикой она не пользовалась, и, хотя была довольно симпатичной, кожа ее покрылась морщинами от чрезмерного загара. Каштановые, не слишком коротко подстриженные волосы выглядели так, словно их завили с помощью пальцев четыре-пять дней назад и больше к ним не прикасались. Одета она была в большую, не по размеру хлопчатобумажную рубашку и джинсы.

— Ева? — полувопросительно произнесла я.

— Да, входите, — ответила она без улыбки.

Дом меня удивил. Когда-то на первом этаже, вероятно, было несколько комнат, но стены снесли, оставив только маленькую кухню, которую я заметила в глубине, и образовалось одно большое помещение в передней части дома, почти что студия. В дальнем конце комнаты стоял ткацкий станок, повсюду громоздились мотки и упаковки пряжи.

— Так, значит, вы теперь ткачиха? — задала я идиотский вопрос.

— Да, — ответила она, ведя меня к темно-зеленому дивану. — Хотите чаю? Я как раз собиралась готовить себе чай, так что мне не трудно.

— С удовольствием. Если можно, с кофеином. — Учитывая интерьер, девизом которого мог служить лозунг «Назад, к природе!», я опасалась, что мне предложат какой-нибудь лимонной водички вроде той, что поила меня Дэнни, или, того хуже, малинового отвара.

— Думаю, у меня есть такой чай, — задумчиво проговорила Ева, исчезая в кухне.

Прислушиваясь к скрежету чайника, поставленного на плиту, и позвякиванию чашек, я осматривала комнату. Несмотря на приличные размеры, помещение давило, создавая ощущение замкнутого пространства, быть может, из-за куч пряжи. Работала Ева с разными цветами, и хотя законченные изделия, которые она повсюду разложила, были выполнены искусно, они тоже были темными и мрачными.

Через несколько минут хозяйка появилась из кухни, неся деревянный поднос с двумя дымящимися кружками. Едва уловив аромат, я поняла, что это китайский красный чай, крепкий, подкопченный, от которого я всегда просто тащусь. Сняв кружку с подноса и отпив крошечный глоточек, я улыбнулась со всей благодарностью, какую смогла изобразить. А про себя подумала, не был ли выбор чая пассивно-агрессивным жестом с ее стороны?

— У вас такие чудесные вещи, — заговорила я, когда она устроилась в кресле напротив. — Как видно, вы не вчера начали заниматься этим.

— Я увлеклась ткачеством еще в колледже, — объяснила она, сделав большой глоток. — У меня никогда не было станка, да и, честно говоря, денег, чтобы заняться этим делом. Но в прошлом году умерла моя мама и оставила мне этот дом.

— Сожалею о вашей потере. И об Анне тоже, — добавила я. — Должно быть, тяжело потерять за столь короткое время и мать, и подругу.

Она поджала губы и некоторое время молчала. Потом поставила кружку на низкий столик, скинула сабо и подобрала под себя ноги.

— Вообще-то, — произнесла она, — мы уже какое-то время не поддерживали с Анной дружеских отношений. Да, ее смерть расстроила меня, но Анна уже давно перестала быть частью моей жизни.

— Ваши отношения прекратились после вашего переезда?

— Нет… наша дружба закончилась еще до моего отъезда из Массачусетса.

— Вы поссорились? — спросила я, стараясь не слишком напирать.

— Вот что я вам скажу, — заявила Ева. — Раз уж вы проделали такой путь, я буду с вами откровенна. Мне хотелось совсем других отношений с Анной — романтических. Она вскружила мне голову, понимаете? Поначалу мне показалось, что это взаимно. Был один чудесный поцелуй, который, как мне думалось, приведет к чему-то большему, но я ошиблась. После этого она оттолкнула меня. Я поняла, что ей неприятна и она больше не хочет иметь со мной дела.

«А что этот поцелуй значил для Анны? — подумала я. — Она попробовала нечто новое, чтобы посмотреть, на что это похоже?»