За грибами в Лондон - [11]
– Думаю – корочку хлеба за такое поведение! – скромно сказал я.
– Дай ему корочку хлеба… и йогурт… и сыр… и кофе свари! – уже вполне сварливо скомандовал хозяин. – В дорогу нам положи только питье: этому – пиво, мне – швепс! Жратвы не клади – купим что-нибудь по дороге.
Приступ крестьянской скупости, усугубленный похмельем! – так это сформулировал я. Мы спустились по лестнице в прохладный и сумрачный гараж под домом и подошли к машине… Гага сосредоточенно молчал – чувствовалось, что предстояло путешествие достаточно серьезное.
Мы поцеловали в разные щеки Ренатушку, положили сумки на заднее сиденье, сели сами на передние.
– Пристегни, Валера, ремешок! – Рената, протянув руку, подняла с сиденья ремень страховки.
Я пристегнулся, утопил кнопочку возле стекла, блокирующую дверь, – так на моей памяти поступали все серьезные автомобилисты, – поерзал, поудобней устраиваясь.
– Ну, спокойно, Рената! – Игорек поднял руку. – Вечером позвоню!
– С богом! – проговорила Рената взволнованно.
По наклонному бетону мы подъехали к воротам, Гага нажал пальцем кнопку радиопульта, зажатого в руке, и ворота разъехались.
– Кстати… – Он достал темные очки, набросил на нос. – Кнопочку блокировочную вытащи! – тщательно выруливая по дорожкам, отрывисто произнес он.
– Пач-чему?!
– Я, кажется, сказал! – сварливо произнес он.
Дикие химические реакции бушевали в нем. Сужу по себе. Иностранное похмелье непредсказумей нашего!
– Но у нас все втыкают кнопочки. – Я взбунтовался. – Чтобы дверь не открылась на ходу!
– Но в Европе, – он слегка издевательски глянул на меня, – давно уже ее… никто не втыкает!
– Пач-чему?!
– При катастрофе… очень трудно… вытаскивать… э-э-э… тела, – сосредоточенно выруливая на дорогу, ответил он.
Пока что мы ехали по знакомой дороге к аэропорту.
– В аэропорт? – поинтересовался я.
Гага сосредоточенно кивнул.
– Уже… катапультировать меня собираешься, из Германии? – вскользь поинтересовался я.
– А что? – беззаботно откликнулся Гага. – Выпили – и хорош!
Настроение улучшалось – особенно у меня: предстояло проехать по Германии, промчаться через пространства, в которых я не был никогда!
Уже Мюнхен удивлял! Как-то не производил впечатления цельного города. Километровая пешеходная зона от вокзала до ратушной площади, где мы бушевали вчера… а вокруг – какие-то поля, рощи, потом вдруг, ни с того ни с сего – скопление огромных домов-параллелепипедов, снова луга и опять старый город, но – отдельно от центра.
– Да, самое трудное – выбраться отсюда, – словно прочитав мои мысли, проговорил Гага. – Город вроде бы кончился – и опять!
Совсем уже шли места дикие, и вдруг снова стеклянные гиганты с надписями: «Банк», «Отель», на самом высоком параллелепипеде стояли белые буквы «Арабелла».
– Арабелла-парк, – кивнул Гага, – один из самых дорогих районов…
– Надо ж, куда их занесло! – посочувствовал я богачам.
Потом ехали через какой-то совсем азиатский район, по красивой старинной площади шли толпы в экзотических одеждах.
– Вон видишь… турки! Очень много турок у нас! – озабоченно произнес Гага. – А сейчас будет вообще самый аристократический дорогой район, но там, наоборот, все тихо, скромно, чтобы толпы не привлекать. И, кроме того, как раз над этим районом самолеты взлетают и садятся… на дикие лишения приходится аристократам идти, чтобы хоть как-то отделиться от всех! – Гага усмехнулся. – Вообще надо отметить, – уже лекционным тоном, словно перед своими студентами, заговорил он, – престижность района на Западе вовсе не связана с близостью к центру, можно проехать через совсем завальный район, и снова – блеск!
Да, непросто тут у них.
Ну вот, вроде бы вырвались. Высокий мост над бесконечным разливом рельс, два стеклянных гиганта по обеим сторонам моста, с мерседесовскими эмблемами – тонкими серебристыми колесиками – наверху… Белели Альпы на горизонте, как скомканная и брошенная бумага.
Машинная свора, увидев зеленый на светофоре, резко рванула.
– Ну вот… а сейчас начинается! Автобан! – азартно произнес Гага.
Машины почти бесшумно, но стремительно неслись в шесть рядов – три ряда с нами, три навстречу. Расстояние как-то не замечалось: ровный асфальт без разрывов, однообразная ограда – но скорость была за сто. Пошел дождь. Соседи слева, оставляя за собой завихрения воды, уносились вперед. Зато мы так же лихо обходили соседей справа – самых медленных в гонке. Мы вырвались из дождя на сухое – обогнали тучу. Пошли ровные, чуть холмистые, подстриженные желтые поля и красноватые склоны виноградников. Изредка на каком-нибудь идиллическом холмике мелькал белый домик под черепичной крышей… Один! Одна семья управляется с гигантским пространством, сажает и собирает! Тихо протарахтел крохотный трактор на длинном склоне – один в поле.
На вершине холма темнеет лес с четкой закругленной границей, словно лес подстригли под полубокс. Порядок и чистота, никакого сора и хлама, и нигде не видно людей – словно все поддерживается само собой.
Вот мы влетели в аккуратненький городок – чистенький костел, высокий, весь из зеркального стекла универмаг, ресторанчик под тентом…
– Стоп! – хриплю я. – Дай хоть дыхнуть, воды заглотнуть!
Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.
Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.
Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.
Издание осуществлено при финансовой поддержке Администрации Санкт-Петербурга Фото на суперобложке Павла Маркина Валерий Попов. Грибники ходят с ножами. — СПб.; Издательство «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1998. — 240 с. Основу книги “Грибники ходят с ножами” известного петербургского писателя составляет одноименная повесть, в которой в присущей Валерию Попову острой, гротескной манере рассказывается о жизни писателя в реформированной России, о контактах его с “хозяевами жизни” — от “комсомольской богини” до гангстера, диктующего законы рынка из-за решетки. В книгу также вошли несколько рассказов Валерия Попова. ISBN 5-86789-078-3 © В.Г.
Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».