За гранью – грань - [6]

Для чего тебе она,

молодой сеньор?

Венок – художнику

1. «Сначала нужно эту жизнь прожить…»

Сначала нужно эту жизнь прожить.

Художник, жадно время стерегущий,

поэзии блистательные кущи

над жизнью быстротечной воспарить

вольны. И пусть превратной и суровой

твоя судьба окажется, поэт,

капризное, тебе подвластно слово —

порханье мотылька среди цветов.

                                             И нет

страданий, жажды, голода, болезней —

есть только звуков, красок чудный мир.

и пусть ты нищ, осмеян всеми, сир,

а жизнь твоя —

        сплошная цепь жестоких унижений,

не злобу желчную, но благость утешенья

ты людям нёс.

      И нет судьбы твоей судьбы полезней.

2. «Художник, жадно время стерегущий…»

Художник, жадно время стерегущий,

в чём источник вечных бед

и мук твоих? Найти на то ответ

не смог доселе ни один живущий.

Единственною жаждою – творить,

наполнить мир дерзанием искусства.

И этот акт Господь благословил.

О, как ничтожно, горестно и пусто

всё, когда иссяк животворящий пыл, —

померкли звёзды, тьма чернила гуще,

и в древний хаос погрузился мир.

Но вот созвучия пленительною стаей

взмахнут крылами мощными, влетая

в поэзии блистательные кущи.

3. «Поэзии блистательные кущи…»

Поэзии блистательные кущи…

Светила замедляют мощный блеск,

чтоб ты узрел наплыв тоски гнетущей,

печаль высокой пробы. Ото всех

болезненно-трагичные черты

отобразили выжженные чувства.

Двуликий Янус – тоже! – друг искусства.

Как в блуд, впадая в ересь простоты,

судьбу и суетность тоскою разграничив, —

жизнь, ты берёшь своё! – расставив

                                              по местам

мечты и боль, взмываешь в небо птицей

или скользишь по узеньким мосткам.

Окно в глубь мирозданья прорубить

и – над жизнью быстротечной воспарить.

4. «Над жизнью быстротечной воспарить…»

– Над жизнью быстротечной воспарить.

О, если бы слова найти мне эти!

Нагроможденьем мрачных пирамид

в песках зыбучих тонет стих раздетый.

Крик радости прорвётся на рассвете,

взорвёт едва рождённые созвездья

исторгнутой в ночи благою вестью.

Над ними, робкий, бестелесный,

клубится стих. Над арфою Эола

взмывают руки брезжущего дня,

и возвышается окрепший голос.

Ночных видений спутанные волосы

расчешет гребень солнца. И в его лучах

предстанет жизнь превратной и суровой.

5. «И пусть превратной и суровой…»

И пусть превратной и суровой

судьбою ты с покоем разлучён.

Но неотступно – след в след – за тобою

стихи идут. Ты с ними обручён

навек. Тоска от века гложет,

как червь, грызёт, покоя не даёт.

Но вот фантазии блистательной полёт

сон наяву подхватит и закружит.

Он крыл не сложит ни на миг единый.

Взрыв до небес. Страстей накал и взлёт.

Сотрутся горы и растает лёд,

и реки вспять от моря потекут.

О, многое разрушат там и тут.

Такою твоя судьба окажется, поэт?

6. «Твоя судьба окажется, поэт…»

Твоя судьба окажется, поэт,

источником неисчислимых бед.

Все, кто любимы, отвернутся. Мимо

проносятся, визжа, автомобили.

За ними – тени пламенных сердец,

ещё недавно бившихся, страдавших,

испепелённых страстью, одичавших.

Круговорот непоправимых бед,

как реквием. Твой чёрный человек

без стука входит в запертую дверь,

как встарь, сокрыв свой мрачный гений

                                                 снова.

Но – окна настежь! – брезжит утра свет.

Кошмар всё длится, длится… Но теперь,

капризное, тебе подвластно слово.

7. «Капризное, тебе подвластно слово…»

Капризное, тебе подвластно слово.

И лишь в больных глазах укор.

Вот скорбной жизни горькая основа —

канва, на коей проступил узор

созвучий, слов. Над бездной просветлённой

подарит озаренье счастья миг,

неразделимо чудный для двоих,

и светлой радостью повеет.

На душу вдруг нисходит тишина:

ликует плоть; вся радости полна

душа. Все бури – прочь! Прошла гроза.

Стихи заплещутся, как море в берега.

Весь мир наполнит щебет, гомон, смех,

порханье мотыльков среди цветов. Но нет.

8. «Порханье мотыльков среди цветов…»

Порханье мотыльков среди цветов, где нет

иной незыблемой основы счастья.

В безумном мире слёз и чёрных бед,

разорванном на горестные части,

в чём счастья суть? И слово неземное

с земным слилось, в земном отобразясь.

И нерушима с бренным миром связь;

и вновь основой этой жизни – слово.

И вот художник, над толпой парящий,

с толпою связанный, не принятый толпой,

узрел провалы бездн животворящих,

сквозь мрак и хаос к свету неизбежно

ведущих быт сознанья в бытиё

нужды, страданий, холода, болезней.

9. «Нужды, страданий, холода, болезней…»

Нужды, страданий, холода, болезней

замкнулся круг, упершись в звёздный свод.

Из самых страшных жизненных коллизий

исходит слово. И оно живёт.

И вот она – твоя основа счастья.

И это всё даровано судьбой

тебе, поэт, как первопричастье.

оно в тебе. Оно, смотри, с тобой!

Как чуден свет, где счёт неисчислим

морям, лесам, светилам в поднебесьи.

И льётся свет, и льются вольно песни,

и птицею взмывают в небеса,

и в травах стынет ясная роса.

Всё – только звуков, красок чудный мир.

10. «Есть только красок, звуков чудный мир…»

Есть только красок, звуков чудный мир —

предание Божественной природы.

Дрожит душа, дрожит живой эфир

и сквозь него чредой проходят волны.

Душа ликует в счастьи неземном,

хотя земное счастье – ей основой,

и повторяет, как заклятье, снова

стихи, что жизнь насквозь прожгли огнём.