За гранью – грань - [5]

и счастья выше нет – мир света солнечного

                                                       обрести.

Майское цветение

1

Отражается свет в зеркалах.

Зеленее зелёного дали.

Облаками осевшими встали

все деревья в окрестных садах.

2

В тот майский день

цвела сирень,

и в кружевах листвы и тени

стоял туман

и плыл дурман

черёмухи и птичьих трелей.

3

Стеной жемчужной белые туманы

стоят, в низинах уплотняясь. А кругом

сирени лиловеющим дурманом

роса благоухает. Серебром

чернёным проступили дали —

размыты очертания. Вдали

тумана клочья.

                Солнце подымается,

и тёплый пар восходит от земли.

«Среди степей, под раскалённым небом…»

Среди степей, под раскалённым небом

всё выжжено, и зной слепит глаза.

И солнце жалит беспощадным светом,

как будто разозлённая оса.

Июль увяз в расплавленном асфальте

и задыхается в густой пыли

и духоте. А сверху солнце жалит

большой пчелой: гудит, жужжит, палит.

И степь от солнечных ожогов в язвах:

трава вся выжжена, растрескалась земля.

И небо обожжённое лизали

своими языками тополя.

И в мареве расплавленном калёный,

усталый ветер крылья опустил.

…Но и такой, ветрами опалённый,

сожжённый солнцем край,

                             ты сердцу мил.

Шарик улетел

Дворы – колодцы; улицы – траншеи.

Слепят глазницы окон облака.

Тягучий зной асфальт расплавил. Шеи

согнули крыши, и едва-едва

колеблет ветер ретушью ленивой

искусно заштрихованный простор.

Дыханье спёрло. Не хватает ливня.

Да проку нет от редких облаков.

Ну и кого обрадовало солнце

в таком гигантском каменном мешке?

Ту девочку с косичками, быть может,

с воздушным красным шариком в руке.

Она смеётся. Просто нету сладу

с тонюсенькою ниточкой в руке.

Поднялся ветер. Он принёс прохладу.

Вот только жаль, что шарик улетел.

«Солнце распласталось раскалённой медузой…»

Солнце распласталось раскалённой медузой

над каменным мешком города.

А тот, весь в ожогах

от прикосновений гигантских щупалец,

пытался зализывать раны

едва заметным колыханием ветра

и уползти в тень деревьев —

обрубков, лишённых листвы.

«Так расстаются с нелюбимыми…»

Так расстаются с нелюбимыми:

ни в крик, ни «лучше б умереть!»,

ни памятью, короткой, длинной ли,

в ночах бессонных сердце жечь.

И встречей, более случайною,

чем преднамеренной, войдёшь,

минуя боль, тоску, отчаянье,

в воспоминаний нудный дождь,

рождённый сыростью осеннею

неразгоревшихся надежд.

А свет, ленивый и рассеянный,

скупой, мглой поглощённый свет,

не выхватит из утра майского

ни сожалений, ни обид.

И сердце тупо и надсадно

скорее ноет, чем болит.

…так расстаются с нелюбимыми.

«Тишина превращается в звук…»

Тишина превращается в звук,

и становится звук тишиной,

словно любящих трепетных рук

за спиною сомкнётся кольцо.

Но нечаянный звук упадёт.

(Тишина, как круги на воде.)

И прогорклой полынью вплетёт

в косы память о прошлой беде.

Ночной разговор

В чашках дымящийся чай.

Стол накрыт на двоих.

Давай позовём луну

в гости

и спросим у тишины,

вобравшей рокот волн и цикад,

отчего скалы так смущены

и брызжут солью из глаз.

По направлению к Дао

Наполню бокал вином

и вылью в бурный поток,

чтоб тот умчал его к морю

и выплеснул на песок

ажурной пеной прибоя.

И будет, рыча, мчать поток

сквозь трещины мрачных скал

и путать дебри лесов,

чтоб выплеснуть на песок

шальное бродяжье вино

и растворить его

в потоке странствий и волн.

«Это горькое-горькое время…»

Это горькое-горькое время —

смутной Вечности мутный поток,

инфильтрованный в жизнь, где отмерян

чистой радости каждый глоток

скупо, скаредно. Еле-еле

наползает на берег волна.

И нога, занесённая в стремя,

ожиданием странствий полна.

Синтезатор

Прощальная симфония стучится —

уходят музыканты. Гасят свечи.

Судьбе претит премного благолепья.

В холодном блеске проступает Вечность,

но вздыблена в порыве Бесконечность.

Судьбе земной причастность, как участье.

А быть судьбою – надобно решиться.

«Занесённые песком дороги…»

Занесённые песком дороги…

Только ветры свищут над пустыней.

Погибающий от жажды странник.

…Всё теряется в немыслимом просторе.

Ты ещё не допил этой чаши?

…Красоты нетленной светлый искус…

Господи! Почто меня оставил?

Свет небес – высокое искусство

торжества любви. В земной юдоли

постигает путник безыскусный

смысл скитаний. Нестерпимой болью

свет пронзает грозовые тучи.

«На пустынном океанском берегу…»

На пустынном океанском берегу

трубили ветры в раковину морей,

и зарубцовывались раны на телах атлантов.

Их прижигали небо, солнце, ветер и песок.

В солёных брызгах клочья пены висли.

И океан свои объятья раскрывал

для всех бродяг морей.

Рукопись найдена в Сарагосе

Всё идёт по замкнутому кругу…

Время!

Лишь безумцу чувствовать твои шаги

дано.

В этой сьерре злые духи кружат,

молодой сеньор, тебя давно.

Успокойтесь, гордый гранд, —

прошу Вас.

На Мадрид Вам дальше путь закрыт.

Ты услышал лёгкое шуршанье

платьев молодой сеньоры?

Это Время.

И его уже не возвратить

в суету сует.

– Сеньор, прошу Вас в замок!

…Чернокнижника вертеп…

Мудрого цыгана речи слушать – прихотливое

плетенье кружев из судеб.

…Святотатство – смысл искать у жизни…

Святотатца сумрачен удел.

Бедный юноша!

Не верю. Неужели

эту книгу ты в руках вертел?

…Всё идёт по замкнутому кругу.

Время!

Лишь безумцу чувствовать твои шаги

дано.

Шпага – вот достойное оружье

молодым и дерзким.

Ну а эта книга…