За гранью – грань - [4]

ни себя, ни воды не щадя,

рвался блюз.

И звуки, и воды текли.

То всемирным потопом обрушась,

то совсем замирая вдали,

ночь играет на крышах —

                    слышишь? —

блюз.

От нечего делать

Рассматриваю мир сквозь бусинки цветенья;

перебираю в пальцах ожерелье…

И душу наполняют чудные виденья,

где всё – реальность,

а реальность – суть сомненья.

Ведь если жизни ожерелье

из бусинок, нанизанных небрежно,

под лупой лени праздной изучать,

то жизнь есть иррациональное виденье —

ленивой спеси удовлетворенье.

…И так дойти до полного неверья

в реальность бытия?

Из цикла «Странствия пророков»

«Куда спешить? Твой дом в глуши Европы…»

Куда спешить? Твой дом в глуши Европы.

Слуга растопит к вечеру камин,

и на столе искусственные розы

не вянут много дней и будят сплин.

Ты прочитал о том в старинной книге,

что розы схожи с девами в краях,

где блещет солнце, а не свищут вьюги,

и ветер гонит пыль, как паруса.

Аравия… там есть одна долина,

когда идти всё прямо на Восток,

где розы те… Увы! Слабеют силы,

и путь для ног измученных далёк.

Дойти, дойти во что бы то ни стало.

А путь всё дальше – прямо на Восток

(о, как измучили песок и жажда!)

увидеть этот сказочный цветок.

А ноги непривычные устали,

растёрты в кровь и ноют на ходу;

и тело белизны необычайной

побронзовело на таком ветру.

«Плыла дорога…»

Плыла дорога.

О, эта дорога

в Рим!

Сдаётся,

тогда-то и встретил я Бога.

Иль это был пилигрим?

Он был немолод.

В руке его посох.

Собою с лица некрасив.

Над головой

сквозь густую проседь

нимб золотистый едва светил.

Одежды простые,

ноги босые, —

да, Бог или пилигрим.

Я был обессилен,

и я возопил к нему:

– Скажи, стоит мук этих Рим?

Не сразу ответил —

о, я приметил,

что речь его неспроста.

– Есть много путей, —

так он мне ответил. —

Но эта дорога одна.

«Вдоль шумных базаров юга…»

Вдоль шумных базаров юга

по пыльным степным дорогам

ведут меня верные слуги

усталые стёртые ноги.

Глаза застилает солнце,

колючие стелются травы —

мой путь всё дальше и дальше.

И где-то я, верно, устану.

В иссохшие травы лягу

и солнечный звон услышу —

умру. Как допью из фляги.

как дочитаю книгу.

Великую книгу Судеб

из маленьких хрупких жизней.

Всевышний всё взвесит. Рассудит

изменчивый ход событий.

«Олив придорожных тени…»

Олив придорожных тени

солнце сожжёт.

Ландшафт скупой и унылый

шагай вперёд.

Пока что солнце не село

в дорожную пыль

и отсвет луны остылой

не озарил

путь, каменист и труден, —

вперёд, вперёд.

– Куда ты шагаешь, странник?

– Вперёд.

– Удачи тебе, о странник.

Взошла звезда,

и тоньше лебяжьего пуха

плывут облака.

«Три звезды поставлены…»

Три звезды поставлены

над заглавной строчкою.

Все пути оставлены

непутёвой дочкою

к маме, к папе, к сытости

очага семейного.

Удивлённо стынущее

позднее знамение:

три звезды поставлены

над заглавной строчкою.

Три звезды… и, стало быть,

тучей грозной, чёрною

над судьбою древнее —

не минуть – пророчество.

Три звезды поставлены.

Три звезды – и точка!

«О, этот цвет и светоносная прозрачность…»

О, этот цвет и светоносная прозрачность,

рождающие сладостный восторг!

И время отступается, не властно

преодолеть забвения порог.

Я погружаю в глубину морскую

в сознании нетленной красоты

мечты живой создание земное.

А качество уже оценишь ты,

как волны тяжко дышащее время,

глотающее жадно пыль веков.

Неутомимый всадник ногу в стремя

вставляет – и уж был таков.

У времени – полёт стрелы напевный.

А у художника одна лишь страсть,

и ничего во времени его уже не держит

за исключением созданья своего.

«Нет! Не уйти в размеренную прозу!..»

Нет! Не уйти в размеренную прозу!

Стихи – что воздух.

                     Ты вне их – мертва.

Не променять на все богатства креза

упругий ритм звенящего стиха.

Звучит ли стих – рождаются планеты

в галактиках, скопивших только пыль.

Но вот он стих, и мраком всё одето.

Уходит почва из-под ног твоих.

Верлибр ли, ямб, – да разве в этом дело? —

входите смело: здесь ваш кров и дом.

И если жизнь ещё не догорела

в усталом теле, что же, и на том

спасибо.

           Вы пришли. Я вас ждала и рада,

что помните. Присядем у огня.

Нет! Никогда блистательная проза

от вас, стихи, не отвратит меня.

«И утро тонет в серебристой дымке…»

«И льётся чистая и тёплая лазурь

На отдыхающее поле…»

Ф. И. Тютчев

…И утро тонет в серебристой дымке.

Стоит сентябрь, а на душе – темно.

Всё мысль одна —

                 земля вконец остынет.

Но ветви гнутся тяжестью плодов.

Нет золота в листве, и небо ясно —

спокойная безбрежная лазурь,

и жертв зиме, бессмысленных, напрасных,

не кружит вихрь осенних тёмных бурь.

Земля тиха, как будто бы в июне, —

вот только ночи сделались длинней,

да холоднее в небе блещут луны,

да с каждым утром солнца свет бледней.

И тяжесть на душе непроходяща,

непреходяща. И в земной красе

росинкой каждой утренней маняще

цветы тревожат память о весне.

«Ещё глазами даже нераскрытыми…»

Ещё глазами даже нераскрытыми

я чувствую, как свет пронизывает день

и гомон птиц через окно открытое

пронизывает всю листву насквозь, как свет.

И два желанья борются:

                 проснуться?

                    нет! Не просыпаться!

войти в мир чудный пробуждения

    или мгновение на грани сна и бодрствования

                                                   остановить?

И муки горше нет, чем с этим мигом

                                               распрощаться;