За гранью безумия - [54]

Настолько крепко, что собственный дом, двор, спальня, предметы обстановки, даже Зинка – всё казалось теперь призрачно-серым, безликим и невыразимо скучным.

Часа через два к ним в дом постучалась Надежда Лебедева.

– Твой дома? – спросила она. – А моего так и нету!

– Дома. Лежит, болеет. Он в тайге ночь провёл, заблудился, говорит. И, по-моему, он один там был.

– Да ну? – не поверила Надюха. – А мой тогда где? Удрал из дому с пузырём. Ну к кому ещё пойти мог?

Зинаида заглянула в комнату, увидела, что Матвей не спит.

– Ты сама пройди, спроси у него, – предложила она.

Тяжело шагая, так что на полках тихонько зазвенела посуда, Борькина жена зашла к Матвею. Легко можно было представить, как эта бабища приподнимает за бампер легковушку и как охреневают мужики. Причём охреневание мужиков могло произойти и внутри салона. Фигурой Надежда Лебедева напоминала профессиональную штангистку.

– Ну здравствуй, болезный. – В её интонации чувствовалась, скорее, деловитость, нежели сочувствие. – Где моего чёрта старого оставил?

– Дня три не видал уж, – отозвался Матвей, не глядя на неё.

– Так он что, правда не с тобой был?

Акулов покачал головой.

– Да я вот с женой поцапался и ушёл в тайгу… Думал, грибов поищу.

– Какие ж сейчас грибы? – удивилась Надежда.

– Ну как? Строчки-сморчки же, самый их сезон. Закрутился я с ними, на болотину какую-то забрёл… Чудом поутру выбрался.

– Ну дела-а, – протянула она. – Куда ж Борис-то деваться мог? Ушёл с бутылкой из дому – я и подумала, что к тебе.

– Ну мало ли, если…

Матвей осёкся. Он хотел сказать, что если Надюха грозилась убить мужа по возвращении, то он мог уйти вообще куда угодно. Вовремя спохватился, что этой фразой сразу же выдал бы себя с потрохами.

– Что если?

– Если с бутылкой, то к любому встречному, кому выпить хотелось, мог забуриться. Ты подожди, какая разница, где он? Проспится – придёт.

Он произнёс эти слова и представил, как разбухший от воды, безглазый утопленник возвращается в деревню, оставляя за собой мокрые склизкие следы, но не к Надюхе, а к нему, чтобы забрать с собой, отомстить за свою дурацкую смерть… Всё тело сразу покрылось липкими каплями холодного пота.

– Сердце у меня не на месте что-то, – грустно сказала Надежда, массируя себя под огромной левой грудью. – Ладно, поправляйся, грибник. Пойду я.

Она вышла, и Матвей устало закрыл глаза. И сразу увидел склонившуюся над ним Василису.

– Не думай об этом сейчас, – сказала она.

Он протянул руку, коснулся её щеки. Она улыбнулась, и он вдруг понял, что просто умрёт, если не увидит ещё хоть раз эту улыбку наяву.

А Зинаида убралась в кухне, намыла полы, натаскала в дом дров и воды, подоила и накормила корову, насыпала зерна курам, полила рассаду в теплице… Что и говорить, дела свои женские знала она хорошо, а при необходимости могла и мужские справить. Уже заканчивая свою ежедневную суету по хозяйству, побежала закрывать на ночь плёнкой парники, как вдруг цепной пёс Сильвер зашёлся в неистовом хриплом лае. Кто-то стоял за забором возле калитки, но не решался войти внутрь.

Подойдя ближе, она к своему удивлению увидела Антонину Сергеевну Шагаеву, в просторечии – бабку Шагаиху. Шагаихе было уже лет этак за восемьдесят, и жила она то ли с внуком, то ли даже с правнуком на краю деревни, редко выползая из своей старой покосившейся избы. Многие побаивались древнюю смуглокожую хакаску, называли за глаза колдуньей и старой ведьмой – но больше из-за почти фольклорного внешнего вида да из-за острого ума, отнюдь не обветшалого с возрастом. Имя у неё, кстати, было настоящим, а вот отчество – нет, его ещё в незапамятные времена адаптировали к русскому языку.

– Ой, здрасьте, – сказала Зинка. – А вам чего, бабушка? Вы к нам, что ль?

– К вам! – прошамкала старуха почти беззубым ртом. – Сам-то твой где? Говорят люди – в тайге ночевал?

– Ну, ночевал.

– И как?

– Ну что как, что как? Худо ему сейчас. Болотной воды он там напился. Лежит вот, не ест ничего.

Шагаиха помолчала, беззвучно шевеля губами. Зинке стало немного не по себе от пристального цепкого взгляда её узких чёрно-стальных глаз, возле одного из которых красовалась волосатая бородавка.

– Слышь, девка, – сказала Шагаиха. – Ты вот что. Пойди купи гранат.

– Каких гранат, где? – перепугалась Зинка. – О чём это вы…

– Один гранат ему на завтра, сок выдавишь. Только не бери готовый, в бутылке, плохой он. Паштет печёночный у Стрепетовых возьми. И свекольного салата побольше давай. Утром он есть захочет у тебя, вот и корми.

– Ага, – вымолвила потрясённая Зинка. – А вы откуда знаете…

– Тьфу, дура! – рассердилась бабка. Повернулась к ней спиной и заковыляла прочь, сильно горбясь и опираясь на клюку. Отошла шагов на двадцать, затем обернулась и добавила:

– Кто поедет в Изломово – гематоген в аптеке закажи.

3

Матвей пролежал в постели пять дней. Зинка исправно кормила его всем, что перечислила Шагаиха. Неожиданное появление старухи произвело на неё серьёзное впечатление. Даже гематоген удалось достать, и она давала мужу по батончику в день. Силы понемногу возвращались к нему, хоть и медленно. Тридцать первого числа он впервые встал и около часа колол дрова. Первого июня работал полдня, а второго – уже весь день. Дел в хозяйстве была уйма, всего и не переделаешь, и повседневный труд, как казалось Зинаиде, оказывал на мужа положительное воздействие. О поездке в Красноярск она больше и не заикалась, тем более что Матвей подрядился к вдове Прохоровой подправить баньку – заменить нижние венцы, настелить новый пол, наново покрыть крышу. Хоть и немного могла заплатить вдова, а всё же какие-то деньги. К тому же помощь мужа по хозяйству тоже немало значила летом, в этом имелся огромный плюс по сравнению с выездными работами.