За гранью безумия - [52]

Она легонько толкнула Матвея, и он опрокинулся на спину в мягкий сырой мох. Василиса тут же нависла над ним, подставив тугие груди с затвердевшими сосками его горячим губам, помогая избавиться от ненужной одежды. Её пальцы коснулись его бёдер, и столько наслаждения дарило ему каждое её прикосновение, что всё тело его тряслось, как в лихорадке.

Не переставая ласкать его, она прошептала:

– Пусть между нами сегодня совсем, совсем ничего не будет. Это ночь полной свободы.

И он, поняв всё по одному лишь взгляду, сорвал с себя деревянный крестик и откинул его в сторону.

– Только мы, и только Природа… – Василиса улыбалась, и в её прекрасных изумрудных глазах сверкали отражения костра.

И в следующее мгновение они слились в единое целое.

Никогда в своей жизни, даже в молодые годы, Матвей не испытывал и подобия такого наслаждения и не подозревал, что близость с женщиной может быть настолько яркой и красивой. Реальность свернулась, исчезла, втянулась в хоровод звёздного неба, и не было больше в целой Вселенной ничего, кроме музыки их единения с безумной, ослепительной, оглушающей финальной фазой, в которой каждое мгновение растянулось на целую вечность и которая продолжалась немыслимо, баснословно долго, пока окружавший их мир окончательно не растворился в непроницаемой, беспросветной тьме.

7

Что-то тяжело и грузно завозилось в пихтаче неподалёку, и этот звук пробудил Матвея из забытья. Он открыл глаза и увидел Василису – близко-близко, прямо над собой. Склонившись над ним, она задумчиво и немного печально гладила его по лицу. Он протянул руки и коснулся её грудей, и она улыбнулась. Ночь по-прежнему окутывала тайгу и озеро, луна склонялась к закату, и мерцающая лунная дорожка мистически поблёскивала на поверхности озера Тагарлык.

– Милая моя, – прошептал Матвей. – Как же мне было хорошо…

– Конечно, – шепнула она ему. – И будет ещё, ведь ночь не закончилась.

– А потом? – выдохнул он, ужаснувшись самой мысли о грядущем расставании утром. – Что потом? Мы же… мы же увидимся вновь, правда?

По лицу Василисы словно пробежала смутная тень. Она замерла на мгновение, и Матвею показалось, что он уловил некое непонятное смятение в её взгляде.

– Обязательно, – не сразу ответила она, словно несколько мгновений обдумывала его вопрос. – Мы с Тайной… Мы уезжаем завтра. Но ещё приедем, в июне. Ты приходи сюда двадцать третьего… нет, лучше двадцать второго.

– Через месяц только? Зачем, зачем так долго…

Она только покачала головой.

– Тут ничего не изменишь. Не думай об этом сейчас.

Снова раздался шум в лесу, как если бы кто-то продирался через кусты к озеру. Затем с тяжёлым плеском что-то большое и грузное явственно ухнулось на мелководье.

– Тайна купается, – шепнула Василиса. – Не обращай внимания. Здесь только мы с тобой и Природа.

Не было это похоже на плескание купающейся девушки, совсем не было. Но Матвею не удалось поразмыслить над этим. Неудержимое желание вернулось к нему с новой силой, как будто и не было ещё между ними ничего вовсе, как будто он помолодел на двадцать лет… Непринуждённая нежность Василисы раскрепощала и преображала его, избавляя от шелухи застарелых страхов, предрассудков и догм так же просто, как и от лишней одежды несколькими часами ранее. Всё, что она делала с ним, доставляло ему немыслимое наслаждение, и о многом, что может быть между мужчиной и женщиной, он, как выяснилось, даже и не знал, так что вторая половина ночи оказалась ещё ярче и ещё безумнее первой. И длилась эта нескончаемая феерия вновь целую вечность, и оборвалась однажды только лишь потому, что оглушённое, не подготовленное к таким ощущениям сознание Матвея опять не выдержало первым.

Глава вторая

Что есть любовь? Безумье от угара,

Игра огнём, ведущая к пожару,

Столб пламени над морем наших слез…

1

Когда Матвей очнулся, уже совсем рассвело. Лениво плескалось озеро Тагарлык, где-то позади мерно журчала вытекающая из него речка. Было сыро и очень зябко. Он так и лежал голый на сыром мху неподалёку от потухшего костра, и рядом с ним никого не было.

Матвей с трудом поднялся, подобрал раскиданную вокруг сырую одежду – всю, кроме крестика, который исчез, точно сгинул. Уж не в костёр ли он его зашвырнул ночью сдуру? Голова сильно кружилась, Матвей чувствовал дикую слабость – и никакого похмелья, словно и не был выпит вчера литр самогона. Большая пустая бутыль да банка недоеденных шпрот оставались единственными свидетелями ночной оргии.

Да полно, уж не приснилось ли всё это ему спьяну?

Дрожа от холода, он медленно оделся.

Вспомнил о пуговках, оторванных Борисом от блузки Таисии. Вон там они лежали вчера, неподалёку от костра…

Пуговок не было.

– Эй, – попытался позвать он всех остальных. – Эй, народ! Вы где?

Голос был хриплым и простуженным.

Сложив руки рупором, он покричал немного в сторону леса. Получилось плохо и не слишком громко, крик быстро захлёбывался кашлем.

«Да что ж такое, – подумалось ему, – куда все подевались, блин…»

Пожалуй, впервые тишина, царящая над озером, показалась ему несколько противоестественной. День занимался солнечный, но почему же не было слышно здесь пения рассветных птиц?