За годом год - [6]

Шрифт
Интервал

— Кто там? — спросил женский голос у самой двери.

— Маноло дома? Я Матиас, друг Маноло.

Дверь осторожно приоткрылась.

— Вы жена Кесады? Я его друг, товарищ по работе. Пришел навестить, не знает ли он чего нового?

— Проходите, — сказала женщина. — У нас тут, знаете, беспорядок. У меня пропала всякая охота прибирать.

— Вы не беспокойтесь.

Прихожая тонула в темноте; пахло сыростью, вареными овощами. В углу на стуле висел мужской костюм. С другого стула свисала мятая простыня.

— Садитесь, — пригласила женщина, убирая простыню. — Маноло еще спит, делать-то ему нечего…

В окно с улицы проникали солнечные лучи, окрашивая в золотистые тона кретоновые занавески, отделявшие спальню.

Матиас сидел и ждал. Вдруг занавески раздвинулись и высунулась голова друга.

— Обожди немного, я сейчас, — сказал Маноло.

Матиас приблизился к окну. Тихо проехала машина, подняв облако пыли, улица была пустынна, ни души; только несколько мужчин у таверны молча курили. Откуда-то доносилась музыка — играло радио. Ленивый голос что-то надоедливо бубнил.

— Проходи в комнату, Матиас.

Спальня была завалена вещами. В углу, в колыбельке, спал ребенок.

— Ну, как дела?

— Это как раз я у тебя хотел спросить, Маноло. Не знаешь ли чего нового?

— Вчера был в конторе. Сказали, что месяца через четыре, через пять рассмотрят все дела, тогда, мол, и узнаем. Та к ответили.

— Если бы достать справку о благонадежности, нас бы тут же вызвали. Вон у Леонардо двоюродный брат был всего лишь капралом у националистов, а посодействовал, и теперь Леонардо работает.

— Если эта самая проверка затянется, не знаю, что и делать будем, — сказала с порога жена Маноло.

— Ну, я думаю, эта штука надолго, тут надо набраться терпения. Чистки да проверки быстро не проводят, — заметил Маноло.

Он сел на край кровати, чтобы завязать шнурки на ботинках. Ребенок в колыбельке тихонько захныкал.

— Ну, Лито, детка моя, только этого не хватало, — запричитала мать.

— Надо бы отыскать такое место, где бы нам дали работу.

— Это не так-то легко.

— Что до меня, — сказала женщина, укачивая ребенка, — я согласна, чтобы Маноло пошел на любую работу.

— Я тоже согласен на любую, — подтвердил муж.

— Без рекомендации искать работу бесполезно, разве что у какого-нибудь друга, который не попросит никаких бумаг.

— Да, это верно.

Жена Маноло пригладила рукой волосы и снова, тихонько напевая, принялась укачивать ребенка:

— Если разревется — мы пропали, часа три не остановишь.

— В нашей семье она приносит заработок, — пробормотал Маноло.

— Кому-то надо зарабатывать, — отозвалась жена.

Кесада уже оделся. Внимательно посмотрел в окно на улицу.

— Какая сегодня погода?

— Опять будет жарко, — ответил Матиас, отворачиваясь от окна.

— Ну что, пошли?

— Как хочешь, — ответил Матиас.

Мальчишки в подъезде все еще играли в карты. Солнце ярко освещало мостовую.

— Давай купим сигарет. Жена дала немного мелочи, — сказал Кесада.

— У меня ни черта, даже завалящего реала не сыщется, — ответил Матиас.

— Пропустим по стаканчику и купим сигарет. Стаканчик вина никогда не помеха, только бодрит да прибавляет сил. Я заплачу.

В таверне пахло винным уксусом и мокрыми опилками.

— Ну а у тебя как идут дела?

Матиас облокотился о цинковую стойку и, отхлебнув вина из своего стакана, утерся рукавом пиджака.

— Я сыт по горло. Мне бы давно следовало податься в другое место. Если я даже тут устроюсь, ненамного лучше будет. Водить трамвай — не профессия, по крайней мере для меня. Я люблю, чтобы у меня в кармане звякало не меньше пяти дуро на личные расходы.

— А как твоя жена?

— Кое-как перебивается с квартирантами, мы сдаем две комнаты. Каждый месяц получаем по тридцать дуро. Только и хватает, чтобы оплатить квартиру да свет. И все. Как говорится, хуже некуда.

— Да, теперь не до жиру, быть бы живу. Если завтра меня вызовут в компанию, у меня зуб на зуб не попадет от страха. Прошли те времена, когда мы считали себя хозяевами земли и думали, что начнем зашибать деньгу почище министров. Я хочу только одного: немного выбиться и чтоб жена не ходила убирать чужое дерьмо. Не то чтобы мне стыдно, что она делает грязную работу, тут совсем другое дело.

— Будь моя такая, как твоя, у меня б совсем другая житуха была. Зарабатывай она хоть немного, я бы без монет не остался, — отвечал Матиас.

Оба друга некоторое время помолчали. Яркое солнечное утро врывалось в открытую дверь таверны. Мужчины, сидевшие на улице, казалось, дремали.

— Закуришь, Маноло?

Хозяин таверны предложил им сигарету из мелкого табака, которую они по-братски поделили пополам.

— С утра не курил ничего стоящего. Дымил каким-то хламом, — пояснил Матиас.

Две девушки пересекли улицу.

— Ну и красотки, — заметил кабатчик. — Как раз таких мне рекомендует врач.

Друзья посмотрели в ту сторону, куда уставился кабатчик.

— Да, — протянул Матиас, — за такими недурно приударить. Ножки что надо.

— Кажется, жарко, да? — спросил Маноло.

Матиас допил свой стакан вина.

— Ладно, я пошел домой, — сказал он.

— Заходи на днях.

— Хорошо.

— Не застанешь дома, приходи прямо сюда. Только тут и можно убить время.

— Иногда по вечерам у нас перекидываются в картишки, — сказал хозяин таверны.


Рекомендуем почитать
В зеркалах воспоминаний

«Есть такой древний, я бы даже сказал, сицилийский жанр пастушьей поэзии – буколики, bucolica. Я решил обыграть это название и придумал свой вид автобиографического рассказа, который можно назвать “bucolica”». Вот из таких «букаликов» и родилась эта книга. Одни из них содержат несколько строк, другие растекаются на многие страницы, в том числе это рассказы друзей, близко знавших автора. А вместе они складываются в историю о Букалове и о людях, которых он знал, о времени, в которое жил, о событиях, участником и свидетелем которых был этот удивительный человек.


Избранное

В сборник включены роман-дилогия «Гобийская высота», повествующий о глубоких социалистических преобразованиях в новой Монголии, повесть «Большая мама», посвященная материнской любви, и рассказы.


Железный потолок

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пробник автора. Сборник рассказов

Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.


Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.


В долине смертной тени [Эпидемия]

В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.