За годом год - [152]

Первым рассматривалось дело целой группы проходимцев. Газеты редко печатали судебные хроники, и Василий Петрович, хотя его мучило собственное положение, был поражен тем, что услышал. Занятый работой, он почти и не подозревал о существовании такой стороны жизни. И что особенно было неприятно — эти проходимцы мошенничали, крали, безобразничали, чтобы быть по-твоему счастливыми. Счастливыми за счет других! А он? Не хочет ли он, в сущности, построить свое счастье на несчастье своего ребенка?

Терзаясь, он услышал спокойный голос женщины-судьи, объявившей, что суд переходит к рассмотрению дела о расторжении брака Василия Петровича Юркевича и Веры Антоновны Юркевич.

За окнами потемнело, и в зале зажгли электричество.

Меньше стало людей. После формальностей, которые Василию Петровичу показались бессмысленными, женщина зачитала его заявление. И собственное заявление тоже показалось ему бессмысленным: оно не передавало того, что стояло за ним.

— Возможно, вы, гражданин Юркевич, возьмете свое заявление обратно? — спросила судья, усталым движением руки поправляя темные пышные волосы.

— Зачем? — не сразу понял он и подумал, что ей неловко называть его гражданином, что у нее тоже есть муж, дети и, возможно, она как раз вспомнила о них.

— А что скажете вы?

Вера встала и провела ладонью по лицу, будто снимая с него паутину.

— Моего заявления в суде нет, хотя большого счастья я с мужем никогда не имела.

— Значит, вы до этого мирились — и только? — сердито блеснул фиолетовыми очками старик, но страдальческое выражение его лица не изменилось.

Задал он свой вопрос тем же ехидным тоном, каким разговаривал перед этим с проходимцами, и Василию Петровичу сдалось, что старик и на него смотрит как на подсудимого. "Что дает ему такое право? — подумал Василий Петрович. — Какую статью уголовного кодекса я нарушил? Что за чушь?"

— Он не может упрекнуть меня ни в чем! — с вызовом взглянула на мужа Вера и положила руку на голову сына.

— Вы действительно взвесили все, товарищ Юркевич? — поинтересовался широкоплечий усач.

В заявлении Василий Петрович о многом не писал. Гордость, отвращение не позволили ему сделать этого. Он ссылался на одно — жена была для него попутчиком, а не другом. Она оставила его в тяжелую минуту и, вернувшись совсем чужой, принесла одни страдания. Они опустошают его, не дают ни жить, ни работать. Есть жены-приживалки. Есть и такие, которые считают, что, поспав с мужем, они этим самым заработали и на жизнь и на право распоряжаться всем в семье. Есть жены-соперницы, которые ведут бесконечную войну за все и неизвестно за что. И Василий Петрович доказывал, что та, с которой он жил, впитала в себя понемногу от первой, второй и третьей. Но про свою любовь к Вале и измену жены он умолчал… И вот ее странное восклицание. Ему стало ясно, для чего взяла Вера с собой Юрика. Зная характер мужа, она надеялась, что этим заставит его молчать об этом и дальше.

— Да, взвесил, — ответил Василий Петрович, глядя все время на женщину-судью, словно оправдываясь перед нею одной. — Я, понятно, тоже виноват. Но если бы люди знали, как и с чего начинаются их несчастья! Они, наверно, принимали бы меры. Но нужно ли было бы их принимать?..

— А не можете ли вы поконкретнее? — прервал его старик.

— Мне кажется, я говорю понятно, По-моему, семья развалилась и лучше всего покончить с ней.

— Почему? — блеснул фиолетовыми очками старик и, желая лучше расслышать ответ, приложил руку к уху.

— Потому, что она отравляет жизнь, не дает быть честным…

— Вы почему-то упорно не хотите говорить с судом открыто.

Василий Петрович перевел взгляд на усача, который сидел, подперев висок кулаком, и, не найдя в нем сочувствия, умоляюще взглянул на судью.

— Вам мешает сын?

Вера вскочила со скамьи и, взяв Юрика за руку, заставила встать и его. Бледная, с гримасой презрения на лице, она выкрикнула деревянным, не своим голосом:

— Я не имею ничего против! Он тоже опостылел мне, и я ненавижу его. Я даю ему полную свободу!..

Из здания суда он вышел, шатаясь, как пьяный. Про шел несколько кварталов и только тогда с удивлением заметил, что идет куда надо. На улице уже горели фонари. Тротуары по-вечернему были многолюдны. На углу проспекта и Комсомольской, где теперь возвышался пятиэтажный дом с полубашней и городскими часами, он, холодея, увидел Валю. Она шла с незнакомыми ему парнями. Парни смеялись, а она в знак согласия кивала головой. Поравнявшись с Василием Петровичем, Валя устремила взгляд вперед и прошла мимо, словно не замечая.

А вокруг царила весна. И хотя небо, как все последние ночи, было чистое и звездное, где-то хлюпало, капало и журчало.

2

Теперь осталось только ждать и работать.

Областной суд расторгнул брак, и Вера категорически запретила Насилию Петровичу встречаться с сыном. Чтоб не терзать сердце ребенка, Василий Петрович послушался и, опасаясь натолкнуться на Юрика случайно, старался обходить гостиницу. Но, услышав, что Вера уезжает в Москву, все же поехал на вокзал проститься. Прохаживаясь между мраморными колоннами вестибюля, он, однако, так и не решился подойти к Вере и Юрику, которые до прихода поезда коротали время в зале ожидания. Возле них стояли знакомые чемоданы в парусиновых, с красной окантовкой чехлах. Юрик дважды бегал к буфету пить газированную воду с сиропом, и все это почему-то вызывало у Василия Петровича боль.