За далью непогоды - [89]

«Нет, Васька, — вздыхал потом Силин, — за это тебе никакой пощады не будет. Не за победу, заметь, а за принцип, что ты экскаватор не жалел, понял?..»

«Да я же не знал, что твой так не работает… — смеялся Коростылев. — А может, тебе серийные отдать?»

«У меня свои фирменные — Павел Буре!»

Но дружба их от этого стала только крепче. И запал они хороший запалили: до самых Ноябрьских праздников тягались между собой два берега. Победил-таки правый, силинский, — «грунт, дескать, у них мягче!..» — указывал потом и оправдывался Коростылев, но за тот день, исходный… Ох, тот день Силин крепко запомнил.

Огонь призрачно озарял вагончик, оборудованный под зал заседаний. Несколько столов были поставлены в ряд, стулья полукругом. Красноватые тени плясали на их спинках и задней переборке, и почему-то от этой пляски чудились сзади шорохи. На улице кто-то пустил ракету — раздался хлопок, и розоватым залило окна.

— Балуются… — равнодушно заметил Силин и тут же осудил: — Аэродром наш снабжает…

«Себе надо достать!» — подумал Коростылев, а сам, вроде бы между прочим, поинтересовался:

— А вообще-то как там, порядок?!

— А-а… — отмахнулся Гаврила, хлопая по карманам. — Закурить надо…

Василий протянул свои сигареты, не надеясь, что соблазнит. Силин предпочитал папиросы. Но Гаврила Пантелеймонович взял.

— «Беломор» мой Гатилин сцапал, а я на бобах, — сказал он и закашлялся легким смешком.

— Не понравился он мне нынче.

— Где уж, — согласился Гаврила. — Я за ним всю Аниву обегал, а он небось не знает, чей «Беломор» смалит. Да что «Беломор»!.. — сказал было дальше, но задумался, не докончил.

— Чего бесится?! — вроде бы удивился Коростылев.

— Шлея под хвост попала. Бесится, а без толку…

Немного помолчали, думали — каждый о своем, а оказалось — об одном и том же.

— Говорят, — сказал Василий, — он тебе хвост прищемил с площадкой возле управления?..

— Любка, что ли?! — переспросил Силин. — Уж я ей!..

— Да она только мне, — признался Коростылев, улыбаясь скупо и как бы извиняясь за нее. — По секрету…

— Женились бы уж, а то секреты эти знаешь чем кончаются?.. — И вздохнул. — Прижал… Мне катки позарез нужны дороги на проран утрамбовывать, а ему двор закатай, он себе вертолет сажать будет…

— Да не себе…

— А мне один хрен — начальству!.. Небось! От аэродрома и на тягачах не шибко-то растрясутся. Баловать их…

— Ну, а он что?

— Я говорю: если б раньше, я б ему укатал, жалко, что ли! А тут… басовские сроки и так с ноготок, знаешь!.. А он меня пугнул: отстраню!.. Я ему — валяй! Он — вот, после перекрытия… Я ему — когда власть обратно получишь?.. Он аж взвился… Ну ничего, после перекрытия меня и Никита в обиду не даст…

Молчаливо согласившись с Гаврилой Пантелеймоновичем, Василий выкатил из печки уголек, покидал с ладони на ладонь, стал прикуривать.

— Он же каленый!.. — не удержался от удивления Силин, тоже прикуривая с его рук.

— Погорит еще, — буркнул Вася. — Сунь-ка пару поленьев…

Силин охотно исполнил коростылевскую просьбу. Пробудившийся трепет и гул тяги в печи вызывал в них спокойные думы, и было тепло им, душевно тепло рядом, вместе.

— Я теперь и Гатилина понимаю… — другим голосом, уже без всякой обиды, сказал Силин. — На фронте — командующий в бою, на запасной — всегда командир. И Виктор Сергеевич наш власть уже крепко забрал, обвыкся — все сам, все как скажет… А ему говорят: погляди, как другой перекрывать станет… Да ведь это ж, знаешь ли?! Это ж контузия в голову. Кажется, что здоров, а тебя из строя вывело… — И с неожиданным сомнением закончил: — Одно утешение, что цел. А перекрытие не шутка…

Василий неопределенно хмыкнул.

— Что, не убедил? — повернулся к нему Силин.

— А кого ты убеждаешь, себя или меня? — вопросом на вопрос ответил Коростылев.

— А ты как думаешь?!

— Не зна-а-ю… Тебе, Сила Гаврилыч, — переиначил он, как за глаза нередко величали Силина, — палец в рот тоже не клади…

— Не юли, чего уж там!

— Ну с какой стати он сейчас на Басова прет?!

— Прямо, пре-е-от… Может, учит! Вот и ходит, нюхает, проверяет.

— Тебе-то не больно понравилось, когда он за тобой стал нюхать… Да и не об этом я, Силыч!

— А я об этом, милок, хожу и думаю… — Силин опять вздохнул, не досказывая.

Тут чувствовал Коростылев, дело и речь шире. Неуловимо, необъяснимо столкнулись в чем-то характеры, он не мог объять точно и целиком — как, в чем, — но знал, что так бывает, когда мощные краны схлестнутся внезапно стрелами. Со стороны кажется — просто бышкнулись, ну, стукнулись — и разойдутся. Но уже перепутались тросы, хобот одного заскочил за выю другого, заклинило блоки… И теперь начни они разворачиваться, грохот, треск, скрежет железа разорвут душу. Так и не разойдутся, — по крайней мере одну стрелу наверняка придется разбирать, демонтировать. А со стороны поглядеть — стоят себе до поры, ничего…

— Ну ладно, — улыбнулся вдруг Гаврила Пантелеймонович, не докончив разговор и заводя о другом. — Хватит тебя мучить, пошли на волю! А то скажу, что там творится, все равно не поверишь. Пошли, пошли, не обманет черт лысый… — Он уже нахлобучивал шапку, поднялся и, не давая Васе замешкаться, кинул ему с вешалки его тулуп.