За далью непогоды - [85]
Басов, вглядываясь сейчас в Бородулина, думал как раз об этом: какую силу представляют бородулины на каждой стройке. Большую, важную, необходимую — он не сомневался в том, — но всегда, на любой дороге, на любом участке, это племя было бы бессильно, если бы не опиралось на кадровых рабочих, строителей, специалистов, которые знали, показывали и учили, что делать и как делать. Эта высококвалифицированная часть рабочих всякой стройки была ее хребтом, опорой, и с годами она не слабела, не убывала, а полнилась из числа тех самых «гуляй-ветер» и «закидай-шапками», которые мыкались по белому свету и бродяжная их душа не ведала, чего искала. Часто это был настырный и самоуправный народ, ладить с ними было трудно, из всех дисциплин они признавали только дисциплину рубля, и Басов, не перебивая затянувшегося молчания Бородулина, его раздумий, угадывал, что этот человек мог стать кадровым рабочим, а мог и скатиться в обсевки. Не обремененные ответственностью, лишенные силы так же, как ее лишены отдельные нити, не связанные в полотно, и оттого слабые, люди редко способны на творческое дерзание, и оттого часто их благие порывы заканчиваются неудачей. Урвать кусок пирога послаще, щегольнуть охотой к перемене мест — что им еще?! Да, они не боятся тяжелой работы, но неприглядна их беспризорная доля…
Так что же Бородулин, артист или анархист, захочет ли обуздать свою натуру?! Вопрос пока в том, захочет ли, а сумеет ли, сможет ли — это покажет время.
Конечно, судьба Бородулина не решала судьбу стройки и даже зимника. Успех обеспечивался общим напряжением, и когда оно было, коллектив не могли ослабить отдельные неудачи, срывы и летающие туда-сюда искатели приключений. Басов уже теперь, в разгар переброски грузов с устья, чувствовал, что нужно форсировать работы по перекрытию. Он видел, что коллектив сложился, что строители готовы психологически к наращиванию темпов на участке основных сооружений и требовалось, стало быть, по-иному, критически, взглянуть на проект. Но с плотиной связаны не только он и Бородулин — еще тысячи, и среди них смежники, изготавливающие на заводах Свердловска, Воронежа, Харькова, Ленинграда затворы, генераторы, краны, машины и многое, без чего станция не даст ток. Как это в песенке?..
Веселый… В двадцатых годах того хлеще говаривали: «Зеленый ток медленно и плавно потек по проводам…» Согнав непрошеную улыбку с лица, Басов подумал, что и Бородулин мог бы «подпеть» ему:
«Вопрос диалектики. С одной стороны, нас связывает плотина. С другой — каждый сам определяет меру и значимость этой связи».
И Никита машинально побарабанил пальцами по столу.
— Давайте, Бородулин, завершать разговор…
— Да-да, — согласился тот, набирая полную грудь воздуха. — Меня больше интересует другая база…
— Смотри сам, — уже не споря, не уговаривая Бородулина, сказал Басов. — Трудно тебе теперь будет… — И усмехнулся. — От славы отказываешься…
Хотел добавить, что слава мстит тем, кто ее отвергает, но это было уже позерство, да и Бородулин, опередив, грубовато отрезал:
— Из славы портков не сошьешь!
«На портки, положим, и на запасные хватит», — подумал Никита и спросил:
— Из колонны уходишь?
— Да… Если разрешите…
— Ты заслужил. Не могу не пойти навстречу… — Никита сказал это сухо, поднялся, протянул Бородулину руку. — Колонну сдадите Гиттаулину.
— Я хотел его с собой взять.
— После трассы, после…
Проводив Бородулина, Никита долго потом не мог отделаться от мысли, что еще не все сделал, чтобы переубедить этого человека. И в то же время уверен был, что прав в каждом своем слове. В чем же все-таки не понял он Бородулина?! И в чем причина того, что человек чаще, чем общество, определяет себе рубеж отчуждения?.. Никита вырвал из календаря старый листок и записал для памяти:
«Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя… Нельзя, невозможно истолковать эти слова двояко, если только человек не объявляет свой, сугубо личный, интерес единственно как интерес общества. В противном случае общество должно стать зависимым от него, но это противоестественно…»
Требовалось время, чтобы понять, в каком отношении с такой логикой увязывается судьба Бородулина.
В ту пору все — и прокладка зимника, и неожиданный взлет Бородулина, равно как и падение Иванецкого, в немалой степени и замешательство или решимость Басова, и чувство уверенности, без которого невозможно посылать людей на риск, — все это проверялось именно тогда, в те дни, и имело свой важный смысл и значение, определить которое во всей полноте едва ли было возможно до конца перекрытия…
VI
Василию Коростылеву, дежурившему этой ночью в штабе перекрытия, не понравилось, как держался на людях Гатилин при обходе банкетной площадки. Чуть не потрафили ему — он и закусил удила… Жаль! Ведь Коростылев вообще-то был хорошего мнения о Гатилине, и не потому что Виктор Сергеевич собирался сделать его своим заместителем. Вася привык уважать людей сильных, с характером, умевших держать себя в руках при любых обстоятельствах, — Гатилин это мог, воля в нем над собой большая. А вот то, что он, нагрянув ночью к прорану, не сдержал зубовного скрежета, забыл поздороваться с Коростылевым, не говоря уже о других, и сычом смотрел на всех, особенно на Гаврилу Пантелеймоновича, сказавшего слово поперек (а ведь правильно Силин сказал, чтобы не жгли зря прожекторы, не баламутили понапрасну народ), — такое в Гатилине и озадачило Коростылева, и расстроило его. «Много ли нужно, — обиженно думал он, — чтобы испортить настроение…»
В эту книгу писателя Вячеслава Горбачева вошли его повести, посвященные молодежи. В какие бы трудные ситуации ни попадали герои книги, им присущи принципиальность, светлая вера в людей, в товарищество, в правду. Молодым людям, будь то Сергей Горобец и Алик Синько из повести «Испытание на молодость» или Любка — еще подросток — из повести, давшей название сборнику, не просто и не легко живется на земле, потому что жизнь для них только начинается, и начало это ознаменовано их первыми самостоятельными решениями, выбором между малодушием и стойкостью, между бесчестием и честью. Доверительный разговор автора с читателем, точность и ненавязчивость психологических решений позволяют писателю создать интересные, запоминающиеся образы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.
«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.