За далью непогоды - [82]

Шрифт
Интервал

В кабинете Басова Снегиреву давали последние напутствия. Силин обещал какую-никакую переправу на Сиговом, другие досаждали просьбами, что привезти с устья в первую очередь.

Припухшие глаза Снегирева были красными. Жженым морозным воздухом кожу на его лице стянуло чулком. Он устал, утомлен необычной поездкой, но держится молодцом. В некотором роде герой дня!..

— Значит, Вантуляку тебя ждет?! — весело спросил его Басов, отходя от окна.

Виктор спокойно кивнул:

— Да. Отряд мы догоним, по-видимому, на устье.

— Что думаешь делать там?!

— Ну как?! — растерялся от простого вопроса Виктор. Ответ был столь очевиден, что он и не знал, как сказать. С другой стороны, слова Басова можно понять как предложение остаться в Барахсане. И Виктор поспешно произнес:

— Нет, нет, раз я пошел, мое место там… До конца, — добавил он с решимостью стоять на своем и не отступаться.

— Дело чести, — задумчиво резюмировал Басов, соглашаясь вроде, а сам устало тер переносицу — верный признак, что он не согласен с ответом.

Не спеша Никита вернулся на свое место, кивком посадил Виктора. Закурил, а все уже насторожились (ведь постоянные привычки говорят не меньше, чем слова). Никита же, еще не раскрывая главного, может быть продолжая обдумывать решение, сказал:

— Надо накормить Вантуляку хорошим обедом. Распорядитесь, Люба, — попросил он Евдокимову, секретаршу. — После обеда я провожу его. У него свое дело — охота, пусть едет…

— А я?! — упавшим голосом спросил Снегирев.

— Ты, Виктор, напиши записку Бородулину — пусть поторапливается, Вантуляку передаст. Переправа через Сиговый будет в срок, так, Гаврила Пантелеймонович?.. Ведь я предупреждал вас с Коростылевым, чтобы спешили!.. Как Дрыль там, справляется?

Силин покряхтел.

— Делаем… — невесело подтвердил Коростылев.

— Хорошо. Через два дня, в одиннадцать ноль-ноль, по этой переправе пройдет новая колонна… на устье!

— Нет, Никита Леонтьевич, я не согласен, — возразил Снегирев. — Я не останусь. Позвольте мне уйти сейчас!

— Да, пожалуйста, Виктор… домой! Отдохни денек. У Бородулина делать тебе нечего. Ты поведешь встречную колонну, если еще есть силы. Я не настаиваю, но…

Человеку бы только радоваться, но он уже взвинтился.

— Вот всегда вы так!.. — обреченно махнул Снегирев. — Ни одного дела не даете до конца довести! Как будто я хуже других…

И, взъерошив вихры, сорвался, кинулся к двери. Обидно… «Согласен, не согласен…» — передразнил Басова. Да он сам уедет, вот и все! Стараешься, как лучше, а тут…

За пять шагов, которые отделяли его от двери и которые надо было пройти под взглядом товарищей, плечи Виктора поникли, шаг потерял упругость, уверенность, и если бы его окликнули, остановили, он, пожалуй, вернулся бы и, безучастный, досидел до конца совещания. Но никто не решился на это. Никита смотрел на его демарш спокойно, и Виктора по инерции вынесло в коридор.

Проследив за Снегиревым усталыми серыми глазами, за дверью, хлопнувшей вслед, Басов сказал, словно на свои мысли ответил:

— Конец — это когда агрегаты пустим. А кто включит рубильник, — наверное, уж не Басов, а Снегирев… — И, усмехнувшись, повысил голос: — Что же, товарищи, вернемся к нашим баранам? Дела сами не ходят…


Колонна Бородулина была на пути в Барахсан, а навстречу ей уже шла другая, которую вел Снегирев. Готовились еще две. Чтобы обеспечить непрерывную работу трассы, с объектов были сняты почти все машины. Водители на трассе сменялись через шесть — восемь часов, по двое-трое суток не вылезая из кабин. Автофургон ремонтников, как челнок, сновал из конца в конец зимника, и слесарям было, пожалуй, труднее всех. Машины не выдерживали предельных нагрузок. Ремонтировать их приходилось на ветру, на морозе — люди уставали, но трасса действовала; шлагбаум закрывали только в дни лютых метелей. Актированных дней в Заполярье немало, поэтому едва устанавливалась сносная погода, приходилось снова спешить, чтобы наверстать упущенное время. Довольно скоро выяснилось, что для обеспечения порядка на трассе необходимо подчинить действия всех, теперь уже четырех колонн и отряда ремонтников, единому руководству. Думая о будущем начальнике трассы, Басов колебался в выборе между Бородулиным и Снегиревым. Надеялся, что кандидатуру Бородулина станет отстаивать Силин, но Гаврила Пантелеймонович отнесся к его предложению холодно, без былого интереса.

— Сомневаюсь я в нем, — прямо сказал он.

— Зимник пробил, трассу наладил, а тут, думаешь, завалит?! — Никита поднял брови и напомнил: — Ты выдвигал!

— Завалить, может, и не завалит, а навряд ли согласится. Себе на уме мужик. Боюсь, сознательности не хватит…

— Темнишь ты, Гаврила Пантелеймонович! Все мы себе на уме, так что говори ясней. Мы же ему простор даем, инициативу…

— Он на эту инициативу… — вздохнул Силин и помолчал. — Я и сам его в уме держал. А он, еще от первого рейса машина не остыла, прибежал: не забыл про экскаватор? Пересаживай!..

— Почему на экскаватор?! — не понял Басов.

— Да обещал я ему как-то, — признался Гаврила Пантелеймонович. — А он мало что сам, так еще двух человек за собой тянет — экипаж… Текущего момента не чует.

Никита задумался. Ясно было, что у Бородулина с Силиным на тычки пошло. Одно дело — проситься, другое — работать. А факты: бородулинская колонна меньше других потеряла машин; у нее солидная экономия времени погрузки-выгрузки; высокие показатели по тонна-километрам; и как следствие всей организации — оборачиваемость. Все колонны управляются сделать три-четыре рейса, а он за это же время — пять. Бородулинская колонна лидирует из рейса в рейс — случайным везением это не назовешь, а с фактами нужно считаться. Неприязнь к нему тоже факт, но симпатии, антипатии приходят и уходят. И если бы тот же Силин остался верен себе до конца, он бы тоже сказал, что храпоидолом можно сделать один рейс, ну, два, а изо дня в день так не помотаешься… Чему-то нужно учиться и у Бородулина.


Еще от автора Вячеслав Васильевич Горбачев
По зрелой сенокосной поре

В эту книгу писателя Вячеслава Горбачева вошли его повести, посвященные молодежи. В какие бы трудные ситуации ни попадали герои книги, им присущи принципиальность, светлая вера в людей, в товарищество, в правду. Молодым людям, будь то Сергей Горобец и Алик Синько из повести «Испытание на молодость» или Любка — еще подросток — из повести, давшей название сборнику, не просто и не легко живется на земле, потому что жизнь для них только начинается, и начало это ознаменовано их первыми самостоятельными решениями, выбором между малодушием и стойкостью, между бесчестием и честью. Доверительный разговор автора с читателем, точность и ненавязчивость психологических решений позволяют писателю создать интересные, запоминающиеся образы.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.