За далью непогоды - [80]

Шрифт
Интервал

— Город? Однако, что такое?..

Нельзя было поверить, что Вантуляку понятия не имеет о городе, но Алимушкин высыпал на ящик из-под консервов горсть патронов, один из них поставил на попа.

— Это стойбище на Вачуг-озере, понятно?!

— Та-ак, — кивнул старик.

— Это еще одно стойбище, еще, еще… — Алимушкин выстраивал патроны в ряд. — Понятно?

— Так… Шибко много людей, однако, надо! А вас мало, — сощурился он, — как пальцев на руке…

— Правильно, — засмеялся Петр Евсеевич. — Люди будут! — Он сгреб патроны и выстроил их в кружок. — Вот это — наше стойбище, город! Так будет, тут, — потукал носком сапога по земле, — на Аниве. Все ясно, да?!

— Гм! — удивился Вантуляку. — У лёса многа стойбищ в тундре. Дудинка есть…

— Есть! — согласился Алимушкин.

— Лёса Игарка…

— Есть.

— Лёса Норильск есть…

— Есть и еще много городов будет! — Петр Евсеевич радовался, что старик правильно понял его.

— Вантуляку, — Коростылев сел напротив старика, — приезжай сюда через год. Мы тебе квартиру дадим со всеми удобствами: паровое отопление, горячая вода, туалет. Как в лучших домах Парижа… Паркет будет — костер прямо в хате жечь будешь…

— Ба-рах-са-ан!.. — удивленно воскликнул Вантуляку, цокая языком. Подумал и опять сказал под общий смех: — Барахсан…

— Никита Леонтьевич, что хоть это такое — барахсан? — спросил Снегирев. К старику он постеснялся обращаться.

Басов пожал плечами: не знаю…

— У-у, — протянул Вантуляку, — кто знает тундра, тот знает барахсан…

И стал объяснять им так:

— Лёса важенка Анка — барахсан!.. Лёса начальник, — поклонился в сторону Басова и Алимушкина так, что каждый из них мог принять этот поклон, — однако, стро-о-огий лёса начальник — барахсан… Молодой тугут, олененок, — ткнул пальцем в грудь Снегирева, — барахсан, хороший шагжой будет — барахсан… Солнце… — воздел руки к небу, — барахсан! Весна — барахсан! Здравствуйте, хорошо живете — барахсан…

— Все барахсан! — Басов и Алимушкин переглянулись.

— Однако, так, — мудро согласился Вантуляку. — Когда хорошо все, тогда барахсан…

— И наш город, — Коростылев кивнул на патроны, которыми Алимушкин с задумчивым видом побрякивал в ладони, — тоже барахсан?!

— Барахсан, барахсан, — улыбнулся Вантуляку.

— Ты коммунистический дед, — засмеялся Вася. — Барахсан!.. Хорошее слово, а, ребята?! Возьмем на вооружение?..

— Вот видите! — вспыхнув, с сияющим лицом посмотрела на всех Анка. — А мы спорили, искали название… Вот оно! Красиво? Красиво!.. Местный колорит есть, и по крайней мере оригинально. Предлагаю на голосование, и чтоб не возникал больше вопрос о Черемушках!..

Басов и Алимушкин по лицам ребят видели, что предложение уже принято. И опять возник Коростылев:

— Скажи, Аня, а какого оно рода?

— Мужского! — не сговариваясь гаркнули двадцать глоток.

— А ты хотела — женского… Нежно, поэтично, а?!

— Ну что ж, — остановил их Басов, — доставайте шампанское из энзэ. Не отменяя сухой закон вообще, в частности отметим рождение Барахсана… Вам, Вантуляку, спасибо. — Он с чувством пожал сухую руку старика. — Барахсан?!

— Барахсан, — с достоинством подтвердил тот.

Решили что-нибудь подарить старику на память, — кто отдал нож, кто записную книжку с карандашом; Витя Снегирев фотографировал их вместе с дедом, и только Анка ходила, шепотом упрашивала ребят:

— Дайте мне что-нибудь подходящее для старика, а то нет ничего, он же обидится…

— Ты подари вот это, — безразлично буркнул Коростылев, но как-то выразительно, по-женски, наклонился при этом, испуганно обхватив грудь, будто удерживал спадающие одежды. Жест был грациозен. Анка не могла не улыбнуться. Но подошла к нему, обхватила тонкой рукой за шею и сжала так, что побелели кончики пальцев.

— Васенька, голубчик, — пропела она, — еще одна такая шутка — и тебе придется плакать…

— Все ясно, Анна Федоровна… — прохрипел он и, когда она отпустила, добавил: — Впредь подобные вещи буду называть своими именами…

Виктор многое бы дал, чтобы Анка пусть так же, в шутку, прикоснулась к нему, но ни за что на свете не посмел бы он повторить Васин жест. Коростылев же снова окликнул ее.

— Ань, — вытащил он из рюкзака связку крупных колокольчиков, приготовленных для рыбалки, — пожалуй, это самый женский подарок, как думаешь?!

И Анка чмокнула Васю в щеку.

Вантуляку обрадовался колокольчикам. Он давно просил своего председателя достать ему такие, чтобы тундра узнавала Вантуляку по ним, а то он поет, но как петь много, когда человек уже стар и горло у него ссохлось, стало маленькое, как у бутылки… Он унес колокольчики в нарту, а возвратился со шкуркой в руках, вывернутой чулком. Дав ей отойти в тепле, старик вывернул мех наружу. Черный соболь с серебристой подпалиной по спине засверкал, заструился светом, и Вантуляку, в одно касание оправив грубоватой ладонью мягкие, текучие струи, перекинул шкурку через плечо Анке, похвалил:

— Барахсан!.. Самый сильный нганасан будет биться за тебя, как дикий шагжой бьется за молодую самку.

Когда старик уезжал, Виктору очень хотелось прокатиться на нарте, попробовать управлять ею одной вожжой, но он никогда бы не сознался в этом, чтобы не выдать своего мальчишества. А вот Басов сознался, и почему-то никто не подумал, что он мальчишка.


Еще от автора Вячеслав Васильевич Горбачев
По зрелой сенокосной поре

В эту книгу писателя Вячеслава Горбачева вошли его повести, посвященные молодежи. В какие бы трудные ситуации ни попадали герои книги, им присущи принципиальность, светлая вера в людей, в товарищество, в правду. Молодым людям, будь то Сергей Горобец и Алик Синько из повести «Испытание на молодость» или Любка — еще подросток — из повести, давшей название сборнику, не просто и не легко живется на земле, потому что жизнь для них только начинается, и начало это ознаменовано их первыми самостоятельными решениями, выбором между малодушием и стойкостью, между бесчестием и честью. Доверительный разговор автора с читателем, точность и ненавязчивость психологических решений позволяют писателю создать интересные, запоминающиеся образы.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.