За далью непогоды - [3]

Он был сейчас далеко от Большого Порога, в верховьях Анивы, но так же далеко был от Константина его дом, его родное стойбище на Вачуг-озере, или на Верхнем, как называют его лёса. И это русское название Константин считал неверным, неправильным, оно вносило некий беспорядок в привычную жизнь тундры, и он хотел это сказать лёса начальнику в Барахсане. Ведь они (начальник был для него сразу большое количество людей, много-много лёса) должны знать, что и за Вачуг-озером есть реки и есть озера, правда, не такие большие, но все равно Вачуг нельзя называть Верхним. По-русски его лучше назвать Оленьим, ибо шло то имя от стойбища Ва́чуга, где всегда останавливаются на привал ездовые олени.

Пламя разгоралось быстро, и чайник, поставленный прямо на угли, уже начал недовольно побулькивать и сипеть, а старик раззадоривал его разговорами и хитростью, не забывая подкладывать с боков ветки сушняка.

— Однако, и ты, земной шар, — говорил он чайнику, — шибко старый. Твоя шкура чернее моей. Ты, однако, думаешь, что много умней меня, и когда тебя жгут угли, маленько злишься. Но ты умный только один раз — когда совсем разозлишься, шибко, как наш Спиридон, и тогда бросишь со мной говорку держать. И Константин бросит свою говорку. Ты умный, станешь плеваться кипятком. Тогда, друг, так и быть, я выпью из тебя всю воду, и ты согреешь мои кости, и я скажу: ты добрый и умный. Константин возьмет тебя с собой, сядет в ветку и шибко-шибко пойдет в гости к лёса, на Большой Порог… У лёса там Барахсан, — это кто сказал «барахсан»? Однако, это я, Вантуляку, сказал: барахсан!..

Пергаментное лицо старика просияло, когда он увидел, что чайник прислушивается к его уговорам и, пошипев паром, вдруг забулькал сердито и торопливо, и даже крышка его съехала набекрень. Угли дымились от выплескиваемой воды.

Константин схватился за раскаленную дужку, но старческие пальцы не почувствовали тепла железа, — он снял чайник с костра и поставил рядом с сумкой, где лежали у него сахар, соль и остальные припасы. Давно, вспомнилось Вантуляку, с тех пор, как в его родном стойбище на Вачуг-озере впервые появились красный чум и девка-красночумка, называет он чайник земным шаром. И было с чего назвать так.

Хорошая лёса баба привезла красный чум. Только Спиридон шипел на нее, как злой чайник, пугал и стращал народ: от бабы мор пойдет, копытка свалит оленей, а хитрые койка нашлют коча[4]. Но лёса баба знала, как выгнать коча, а Спиридон не знал, и ее слушали люди. Звали лёса красавицу Малей Казанорой. Она рассказывала им, что такое лёса советы и кто такой Ленин. Говорила, что на земле много-много людей и они братья и что их моу — земля — вовсе не тот огромный зверь, покрытый шерстью тайги и тундры, как думают нганасаны, а круглый шар в воздухе, и он крутится без остановки, как игрушка юла, волчок. Маля говорила, а нганасан шибко смеялся. И как поверить?! Если б крутилась земля, олень на ногах не стоял бы, нганасан на ногах не стоял бы, у Мали Казаноры юбка б тогда задралась… Да что Казанора — вытекли бы реки, озера стали бы пустыми, а чумы и олени попадали бы с земли, как падает камень, кинутый в пропасть. Много ямалы-кумансей, много горя было бы тогда у нганасан… Однако, решили себе нганасаны, так шибко Казанора еще не смеялась над ними…

А и в самом деле так было. Тогда, чтобы доказать свою правоту, Маля Казанора — Амалия Михайловна Хазанович, истая сибирячка и полярница, первый просветитель и культработник среди нганасан, принесла ведро воды, сказала:

— Смотрите!..

Раскачав ведро, она стала быстро крутить им на вытянутой руке. Ни капли воды не пролилось. Правда, зрители было разбежались сперва, но, видя, что вода не выливается, сгрудились вокруг Мали, осмелились и сами попробовать. Потом признали:

— Однако, да, так, однако. Земля шибко крутится…

Константин Вантуляку молча ушел в свой чум. Ведра у него не было, котлом размахивать неудобно, тогда он схватил чайник и налил его до краев, крышку бросил под ноги — вот и получился земной шар. «Вода, — сказал себе Вантуляку, — это есть Вачуг-озеро! Однако, выльется оно, если земля начнет крутиться, или нет?..» Размахнулся Вантуляку чайником, да, видно, слабенько — полчайника на голову опрокинул. Так, сказал он себе, здорова брехать баба!.. Его моу, его земля, совсем не вертится. Однако, маленько на боку лежит — речки-то текут!..

И хоть верно рассуждал Константин Вантуляку, сомнение не оставляло его. Он же своими глазами видел, как Маличка крутила ведро. Решил еще попробовать. В другой уж раз замахал чайником так шибко, что и не знал, как остановиться, а тут полог приподнялся — сама Маличка-Михаличка.

— Что, Вантуляку, однако, крутится?..

— Крутится, однако, не чайник, а земной шар!..

Многое еще перенял любопытный и непоседливый Вантуляку Константин от Казаноры, вот только читать и писать он так и не научился. Но главное — он понял, что такое загадочные крючки и кружочки букв на листе бумаги-газеты.

Скажем, смотрит Вантуляку на снег и видит след: прошел один олень, молодой или старый, или это важенка, а с ней олененок, или прошло стадо — много-много оленей. И может Вантуляку сказать, сколько прошло оленей, сытые они или голодные, быстро или медленно они шли, куда и откуда и давно ли тут были. Все, что нужно знать добычливому охотнику, скажет по этим следам Вантуляку. А почему? А потому, что каждый олень и все олени вместе оставляют свой след.