За далью непогоды - [27]

После свадьбы они почти год жили в Подольске, потом война… Вернулся Гатилин в капитанских погонах, опоясанный хрустящими ремнями офицерской портупеи, в медалях и даже с орденом Красной Звезды. Она, помня, что он не выносит теток, посоветовала ему поехать в Москву. «Тебя должны на хорошую работу взять, — кивнула она на медали, — иди прямо к министру!..» К министру он, разумеется, не пошел, но она осталась довольна тем, что он послушал ее, и в награду двухкомнатная квартира, не в центре, правда, а на Соколиной горе, зато с центральным отоплением, водопроводом и телефоном. Ей нельзя было отставать от него, и, чтобы заниматься в ординатуре, пришлось выписать одну из подольских теток — та сидела с Галкой, а Варя практиковала в детской стоматологии. Пока защитила диссертацию, ей, честно признаться, несколько лет было просто не до него. Но зато она добилась степеней известных! И это не так смешно, Гатилин, как тебе кажется. А вот ты… Ты более-менее выбился в люди на Карадаге, когда из вечных заместителей, на которых воз возят, стал начальником управления подсобных предприятий. Два года там было достаточно, чтобы показать себя, — Варя сказала: хватит! А он, видите ли, не захотел бросить начатое… «Ох, Гатилин, Гатилин, скоро ты позабыл все! Но я, — подумала Варя, — не собираюсь устраивать производственные совещания. Я все-таки женщина и жена тебе…» И она, сделав укоризненное лицо, часто-часто заморгала, всхлипнула вдруг и, закрывшись руками, поспешно вышла из комнаты.

Гатилин прищурился ей вслед. В самом деле обидел… Он не признавал слез, но неприятно. Теперь надо ждать, сделав вид, что ничего не случилось…

Но что значит женская натура! Варя, пока шла до кухни, всплакнула уже неподдельно, однако же нельзя надолго оставлять Гатилина. Она сполоснула лицо и, хотя и торопилась к мужу, успела провести гребнем по волосам. На ходу по привычке лизнула пальцы, поправила брови.

Она не боялась, что Гатилин схватится за шапку — и поминай как звали. Мужчины остаются мужчинами, а когда виноваты, деликатны особенно. Всем им подавай одно лекарство: чтобы нашлась, приласкать их, пара рук, чтобы участливые глаза смотрели на них и утешающий голос нежно шептал над ухом: мой милый, родной, дорогой… — и Варя с достоинством шла исполнить эту свою неизбежную миссию.

Она знала, чего хотела. Кому угодно она могла пригрозить сейчас, унизить, показать на дверь, но утраченное спокойствие зависело от Гатилина, а с ним следовало обойтись как-то иначе, и к этому побуждал ее природный инстинкт и отчаянье, вызванное пока еще отдаленным гулом беды, способной поколебать тайные ее надежды. Она не могла допустить, чтобы по прихоти или случайности судьбы порушилась та основа гатилинской будущности, какая возводилась и ее скрытными стараниями.

III

Много в России рек, есть и крупнее Анивы, величавее. Большие и малые, они восславлены в песнях и в преданиях, одною судьбой повенчаны с долей народной, потому что где бы ни протекали — через леса и степи, через горные кряжи и низменности, — всюду несут жизнь. Многославны великая матушка Волга и Днепр-Славутич, Енисей и Амур-батюшка. Но то богатыри все. А и с Двиной и Печорой, со спокойной Окой и крутым, своенравным Волховом невеликим тоже не сравнится Анива.

Искони не селился на ее берегах человек. Ни тать, ни беглый каторжанин, ни мирный переселенец из русских, ни бесстрастный эвенк и терпеливый якут — никто, ни одна душа не искала на ее берегах счастья, приюта. Редко-редко когда спустится на быстрой лодке, на увертливой ветке, с верховий, с Вачуг-озера, кочевник-нганасан, мелькнут его удивленные и настороженные сливовые глаза, провожая стаю переполошенных уток аллушек, — и снова тихо, снова на много дней или лет таинственна и пустынна водная гладь.

Когда-то, в давние времена, заглядывали в устье Анивы рыбаки кривинского станка. Полные и тяжелые выбирали сети, но и из них никому не легло на душу поселиться здесь. И что за нужда?! Пароход идет — не свернет сюда с енисейской дороги, пройдет мимо; стая лебедей летит — мористее берет, не снижается; дикий олень — шагжой — и тот кладет свою тропу стороной… Неужто и его пугают каменистые отвалы, крутые обрывы и бесконечные, как донские плавни, непролазные кущи узколистого тальника, — ни прокоса в них, ни прохода для зверя и человека. Полно дичи, видно, она одна смогла притерпеться к безмолвию и безлюдью.

Что же сегодня привело сюда человека, в край, где сходятся необозримые пределы низкорослой, чахоточной полярной тайги и тундры, покрытой саваном белых снегов, и где Анива как пограничная межа между ними?..

…Незадолго перед тем, как строители вылетели в Заполярье, в одной из центральных газет появилось короткое сообщение о будущем строительстве. Его заметили за рубежом, и там оно вызвало оживленные толки среди специалистов.

Еще никогда в мире не строились гидроэлектростанции за Полярным кругом. А затерянная в снегах Анива протекала севернее шестьдесят девятой параллели. К тому же за рубежом стало известно, что значительная часть разработок по Аниве осуществлена академиком Малышевым, видным строителем и энергетиком, которого в свое время благословил сам Кржижановский. В научных кругах имя Тихона Светозаровича Малышева связывалось не только с каналом Москва — Волга, но и с Серпуховским синхрофазотроном, с университетом на Ленинских горах, с первой в мире атомной электростанцией, с Братской ГЭС и многими другими народнохозяйственными сооружениями. Зная об этом, нельзя было думать, что Анива затея пустяковая и вздорная, как намекали некоторые журналисты на Западе. Их интересы особенно возбуждало то обстоятельство, что несколько лет назад сообщалось об отходе Малышева от дел, вызванном то ли преклонным возрастом академика, то ли его несогласием с планом Байкальского промышленного комплекса.