Юный натуралист, 1938 № 03 - [8]
>Фото Е. Пиотрковского
Возрожденный народ
Наша Родина
Ив. Эпчелей
Фото авторов
В течение многих веков волнами катились через территорию Хакасии различные народы. Они задерживались, затем уходили дальше, оставляя после себя памятники старины-курганы, древние рудники, надписи на скалах и камнях.
Часто при раскопках курганов археологи находят предметы китайской и арабской культуры, вещи из Византии и Туркестана.
Еще в древние времена какой-то неведомый народ с большим искусством проводил в глубину хакасских степей многокилометровые каналы. Вдоль и поперек степи темнеют ленты так называемых «чудских» каналов, свидетелей былой сельскохозяйственной культуры.
До революции хакасы были бедным и угнетенным народом. Их беззастенчиво эксплуатировало и притесняло царское правительство.
Хозяйство хакасов в основном было скотоводческим, кочевым и полукочевым.
В тайге хакасы занимались охотой, земледелия почти не было. Только после Октябрьской революции они зажили полнокровной жизнью.
Хакасы — способный, даровитый народ.
Они великолепно хозяйствуют в своих степях, умело используют тайгу и ее богатства. Сухие степи они заставили давать хлеб и сено.
В степях пасутся многочисленные отары овец улучшенной породы. О кровных и полукровных скакунах Пудинского колхоза знают далеко за пределами Хакасии.
Хакасия имеет богатейшие залежи угля. По многочисленным рекам, речкам и ручьям широко поставлена добыча золота, do второй пятилетке открыты богатые железорудные месторождения и большие запасы меди. Прииски, рудники, шахты полностью механизированы и электрифицированы.
Область имеет свинец и асбест. Добывается в значительном количестве соль, разрабатывается ценный барит, залежи глин, алебастра, точильного камня.
На берегу Енисея, у деревни Означеной, найден отличный мрамор, который будет использован при постройке Дворца Советов в Москве.
Неисчерпаемы леса Хакасии. Весной и летом бесконечные караваны плотов спускаются вниз по Абакану, Матуру, Таштыну, Июсу. Тайга Кузнецкого Алатау, Саянского хребта богата зверьем. Здесь водятся медведи, маралы, козы, рысь, росомаха, дорогой соболь, белка, колонок. На большой высоте, у линии снегов, можно встретить белого северного оленя. Охотничий промысел — большое подспорье в хозяйстве хакасов, а иногда и основное занятие.
В долинах рек идет напряженная работа: без устали перетаскивают породу вагонетки подвесных дорог, закладываются новые шахты, строятся жилые дома.
Небольшая Хакасия богата — контрастами, В ней уживаются рядом сухие, безлесные, безводные степи и высокие горы, поросшие непролазной тайгой. Сорокаградусный летний степной зной и бодрящая прохлада вечных снегов. Теплые соленые озера и ледяные горные потоки. Древние курганы-могильники и мчащиеся мимо них автомобили…
Курган. На камне — древнее изображение оленя.
Маралы
Адычах много лет назад облюбовал склоны Харлых-Хана — Снежного царя — для своей основной охотничьей стоянки.
Вблизи находятся его «солонцы» — искусственно засоленные площадки, — на которых он бил раньше маралов, теперь бьет коз, а иногда и медведя — хозяина тайги, который непрочь иногда подкараулить здесь таежных любителей соленого…
Почти рядом Сок-тайга — кладбище зверей, глухомань непролазная. Охотники-старики думают, что звери идут сюда умирать, когда чувствуют приближение смерти.
От места, где стоит балаган Адычаха, открывается необъятная панорама Улен-Сына. Десятками, сотнями рвутся в небо вершины гор, то снежные, сверкающие, то темные, заросшие тайгой, то угрюмые, оголенные, ржаво-коричневого цвета.
Здесь чудесные открытые поляны, забрызганные миллионами сине-голубых водоемов, пышными малиново-красными пионами, альпийскими колокольчиками и фиалками.
Подолгу любуется гот Адычах, сидя у балагана на широком кедровом пне и посасывая свою хриповатую, тяжелую трубку, украшенную литыми узорами из олова.
Тридцать с лишним лет ездит Адычах на Харлых-Хан, посещая его трижды в год: ранней весной, летом — в пору кандыка — и глубокой осенью. Все привычки Снежного царя изучил старик.
По ледяной сухой пыли, летящей при ветре с вершины, по грозному гулу в глубине тайги, по тому, каков закат за Харлых-Ханом, по туманам, идущим с горы вниз или наползающим из глубоких долин, по озабоченности суетливой, крикливой кедровки — по этим и по многим другим приметам знает наперед Адычах, каков будет следующий день: надо ли запасаться топливом и терпением, чтоб переждать многодневную непогоду, или можно собираться налегке в путь по ближайшим горам и долинам в поисках таежного зверя и птицы.
Он легко и просто читает жизнь тайги по следам зверей на траве и снегу, по крику, свисту и пению птиц, то тревожному, то беззаботно-радостному.
Он различает, зовет ли марал певучим криком-песней соперника на бой, или упрашивает маралиху отозваться на любовный зов. Без ошибки определяет, с испугу или из озорства неистово орет козел, умеющий кричать по-медвежьи.
Великолепно изучил Адычах повадки ловкого, осторожного хариуса. Знает, когда лучше добыть его из реки крепкой волосяной петлей, когда полусонная рыба в жару отдыхает у подмытого берега и когда, наоборот, хариус, резвясь, сам будет выскакивать из воды, стремясь схватить пляшущую на волнах удочку, на которой и наживки-то всей — пять волосков из гривы коня.
