Юность - [11]

- Которые в очках - не чистят! - озорно говорит одна из них и насмешливо, в упор, смотрит на меня.

- И чистят и таким языкам спуску не дают! - я подставляю девушке ногу, она кубарем летит в сугроб.

Подружки хохочут. Подаю девушке руку - она быстро поднимается, и в ту же секунду в сугроб лечу я.

- Помочь, что ли? - опершись на лопату, спрашивает насмешница. Видишь, и согрелся.

- Как тебя звать?

Девушка догоняет подружек, издали кричит:

- Зовут Зовуткой. Счастливо!..

Мне и в самом деле становится теплее, а главное - весело. Чего киснуть: сейчас будет машина, часа через два увижу своих. Вечером встретим Новый год - 1942-й.

Какой он будет? Может быть, закончится война? После разгрома под Москвой немцы отступают. Вчера Информбюро порадовало страну сообщением об освобождении Калуги. Бронетанковая армия Гудериана бежит, с 7 по 25 декабря только на нашем, Западном, фронте гитлеровцы потеряли более 20 тысяч убитыми и ранеными...

В военных прогнозах мы, молодежь, круто расходимся со своими редакционными "старичками". Особенно несправедливым кажется то, что на стороне "старичков"

Левашов. В свободные минуты, когда мы начинаем фантазировать, Левашов охлаждает нас.

- Нет, ребята, не так. Война будет долгой и трудной.

И это говорит Левашов, в наших глазах - образец мужества и бесстрашия! С тех пор, как немцев отбросили от Москвы, армия наступает, и дух наступления кружит нам головы.

Скрипнув тормозами, рядом останавливается крытая машина с большим красным крестом на желтом кузове.

Машина совершенно новая, еще не утратившая свежести краски.

- На М.? - спрашивает выглянувший из кабины немолодой офицер. Я успеваю разглядеть на его зеленых петлицах золотистую змейку - эмблему медиков. Садитесь в кузов. Там одеяла - можете ложиться. Про Калугу знаете?

- Знаю.

Вместительная санитарная машина завалена ватными одеялами. Вверху на ремнях подвешены брезентовые носилки. Оба небольших окна промерзли, в них ничего не видно.

Устраиваюсь комфортабельно: ложусь на носилки, покрываюсь одеялом. Поскрипывая, носилки покачиваются. Пожалуй, я даже выиграл, поехав последним. Ровный шум мотора и размеренное покачивание убаюкивают.

Просыпаюсь от резкого толчка. Деревянные поручни носилок не выдерживают, трещат, я лечу вниз, на мягкие одеяла. Машина останавливается. За стеной - возбужденные голоса, надсадный рев моторов.

Выскакиваю из машины и сначала не понимаю, в чем дело, где мы.

Накренившись, машина стоит на высоком бугре.

Внизу - беспорядочное скопление полуторок, трехтонок, между ними зажато несколько "эмок". Видно, как у передних машин сбежавшиеся шоферы размахивают руками.

Пожилой медик, опасливо поглядывая в небо, стоит у кабины. Нашего шофера нет.

- Что случилось?

- Затор. Две или три машины застряло.

- Может, помочь нужно?

- Сейчас Петро придет. Скажет.

Рослый Петро в пятнистом от мазута белом полушубке возвращается минут через пять.

- Мостик гнилой, - еще издали начинает он, - а тот с маху хотел. И подвалил. Другой объехать норовил - тоже влип.

- Помогать надо?

- И так девать некуда. Теперь сидеть и ждать. Ну, балда!

Шофер вытаскивает истерзанную пачку махорки, крутит огромную цигарку.

- Теперь проваландаемся, - говорит Петро, - час, а то...

Оп закидывает голову вверх, зло швыряет папиросу.

- Дождались, мать их!.. Летят.

Издали нарастает рокот самолетов. Если это чужие, наша переправа взлетит в воздух. Цель недвижима, скопление машин густое, и почти все они гружены снарядами.

Рев застрявших машин становится еще надсаднее.

Несколько человек из середины колонны, точно мячики, скатываются по белому косогору вниз.

- В пекло лезут! - сердится Петро.

Медик стоит с напряженным каменным лицом. "Неужели сейчас конец?" мелькает у меня в голове.

- Под машину надо, - спокойно говорит шофер, - Бежать некуда.

3а нашей машиной, оказывается, пристроился целый хвост - выехать назад невозможно.

И вдруг над колонной, заглушая шум моторов, проносится восторженный крик. Вынырнув из облаков, тесным строем на запад идут краснозвездные истребители.

- Разве здесь, батенька, морозы? - снисходительно говорит медик. Морозы у нас, в Сибири!

- Вы сибиряк?

- Ага, из Тюмени.

- Неуютно у вас?

- Эх вы, молодо-зелено! Тайгу когда-нибудь видали?

- Нет, не приходилось.

- Ну, то-то! Кончится война - приезжайте. Назад потом не выгонишь. Это, батенька, вам не Тамбовская губерния!

- Вы, товарищ капитан, Тамбова не трогайте, - добродушно ухмыльнулся Петро.

Через час-полтора, когда небо начинает быстро синеть, мы наконец двигаемся. Проворно вскакивают в гору легковушки, осторожно перебирается через кое-как сбитый мостик длинная зеленая колонна.

Мороз под вечер крепнет. Внутренние стены машины, покрашенные серой краской, обросли инеем. При сильных толчках иней падает, колючим холодком обдает лицо.

Кажется, что едем очень долго. Все сильнее хочется есть; досадно, что не сообразил сунуть в карман сухарь.

Впрочем, еще немного, и пообедаю. А в двенадцать Гулевой обещал закатить новогодний ужин.

Вот и доехали. Осторожно, чтобы в темноте не споткнуться, пробираюсь к дверце, открываю ее и в нерешительности останавливаюсь. Темная, без единой звездочки, ночь. Тишина. И никаких строений, напоминающих город.