Юность Добровольчества - [65]

– Потому что счастлив человек, которому в бреду приходят такие видения! Решительно! Я был трижды ранен, и никогда не видел в горячке ничего, чтобы приятно было вспомнить!

Мог бы ещё добавить Володя, что сейчас, стоя на пороге смерти, не мог он извлечь из памяти ни единого образа, о котором бы можно было вздохнуть светло. Студента Борха ждали в Таганроге мать и сёстры. Семагин мечтал о женщине, с которой разминулся на фронтовых дорогах. Ротмистра Гребенникова не ждал никто и нигде. И «дамы сердца» не случилось ему встретить. Дам было много, но в сердце не входили они глубоко. Жил Володя с гусарским размахом, весело. Любил кутнуть, волочился за хорошенькими женщинами, у которых, несмотря на неказистую внешность, всегда имел успех, благодаря лёгкому, весёлому нраву и обаянию, бывал пьян неделями, играл в карты, отличаясь большой удачливостью… Что таиться, немало грехов числилось за Гребенниковым. И на дуэлях стрелялся он однажды, и дважды бывал в секундантах. Накануне войны едва не выгнали из полка за это. Спасибо Тягаеву – вступился, отстоял. А следом война грянула, а на ней доказал Володя, что не зря его в полку оставили. Воевал, как жил – задорно, отчаянно, с бесшабашной удалью, одним словом, батырствовал. Не мог припомнить Гребенников ни одного дня, когда бы владели им уныние и тоска. Жизнь неизменно казалась ему солнечной. Жизнь любил он крепко, что не мешало ему рисковать ей по нужде и вовсе без оной. Может, от того и рисковал так легко, что терять некого и нечего, положа руку на сердце, было? Однажды, порядочно выпив, на спор играл в русскую рулетку. Да что однажды! Вся жизнь Володи такой русской рулеткой была! Скользил по лезвию тонкому – и не сорвался, не поранился ни единожды. Благоволила судьба к отчаянному. Полковник Тягаев рассказывал Гребенникову, что в молодости знал офицера, отличавшегося такой же бесшабашностью. Погиб тот в Японии со славой. А Володе – сбродом красным быть растерзанным? Нет, решительно, такая перспектива не по душе была ему. Привык Гребенников бороться до конца и теперь сдаваться не собирался.

– Господа, о чём вы говорите? – возмущённым тоном воскликнул Борх.

– А в чём дело? – прищурился Семагин.

– Видения! Женщины! Об этом ли надо сейчас?!

– А о чём бы вы предложили, мой молодой друг?

– Надо бежать!

– Прошу вас говорить тише, – попросил священник. – Человек умирает…

Умирающий офицер пришёл в сознание, процедил хрипло:

– Братцы, будьте людьми… Пристрелите…

– Рады бы, да нечем, – отозвался Володя, подползая ближе. – Как вас угораздило попасть сюда?

Офицер чуть повернул голову, покосился заплывшим глазом (второго различить нельзя было):

– Вы кто?

– Ротмистр Гребенников к вашим услугам.

– Свои, значит… – протянул умирающий. – Поручик Миловидов. Я и двое моих людей были посланы в разведку. Но нас постигла неудача…

– Разведка? Значит, армия близко?

– Близко, да…

Володя поднялся на ноги, почувствовав босыми стопами (сапоги проворные «товарищи» успели снять) приятный холод и с удовлетворением отметив, что кости ему всё-таки не переломали. Прильнул глазом к щели между досками сарая. Солнце уже садилось, а в станице всё стоял плач и стон.

– И будет там крики, и стон, и скрежет зубовный… Батюшка, это ад?

Старик поднял дряблое, мучнистое, влажное от слёз лицо:

– Нет, не ад… Ад ещё впереди…

– Обнадёживающе.

– Ад впереди – у них. У наших мучителей. А тех, кто потерпит от них, Господь утешит… – отец Ферапонт оторвал полу подрясника: – Господин ротмистр, давайте я вам плечо перевяжу, а то кровью истечёте.

– Спасибо, батюшка.

Старик перевязал Володе рану. Руки его немного дрожали.

– Нехристи, – шептал он с горечью. – Разорили церковь, свиней в алтарь пустили, над святыми иконами поглумились… Господи, Господи, басурмане такого не творили, а те ведь – русские!

Гребенников медленно прошёл вдоль стен, пытаясь определить, насколько тверда земля.

– Что это вы делаете, ротмистр? – осведомился Семагин, шаря по карманам. – Ни понюшки табаку не осталось, чёрт побери…

– Я думаю, Ардальон Никитич, что Борх прав. Надо бежать, – шёпотом сказал Володя. – Только на будущее, господин студент, извольте говорить о таких вещах тихо. Иначе нас услышат и изжарят досрочно.

– Простите, господин ротмистр.

– Хотите поработать кротом, Владимир Васильевич?

– А вы имеете что-то против? Если есть хоть один шанс из ста избежать нашей безрадостной участи, грех им не воспользоваться. Решительно!

– Так и дали вам «товарищи» убежать!

– Во всяком случае, можно схлопотать пулю при попытке к бегству. Согласитесь, что это предпочтительнее, чем поступить в разделку их мясникам.

– Трудно поспорить с этим! Нет, всё-таки мы имеем дело с исключительной сволочью! Я могу понять – расстрел. Но это средневековое зверство…

– Не комильфо вы хотите сказать? – пошутил Володя.

– Скотство!

– Решительно!

– Господа, давайте уже к делу! – нервно прошипел Борх.

– А чем будем рыть? Руками или носом?

– Господин штабс-капитан, у меня есть предложение лучше, – студент показал металлический обломок неопознанной утвари. – Это валялось в углу.

– Молодец студент! – одобрил Гребенников, беря найденное орудие.