У каждого человека свои странности. Это я понимаю. Я, например, могу проспать, если меня не разбудить на работу, 18 часов подряд.
Но увлекаться детективами в такой степени, как моя жена, совершенно немыслимое дело. Она все время их читает. Однажды за завтраком я не выдержал:
— О чем там хоть пишут, в этом твоем… — я заглянул на обложку. — В этом твоем «Доме с натертыми полами»?
— Это не мой дом, а сэра Митли, — не отрываясь от книги, ответила она.
— Кто хоть автор-то?
— Его вся Европа знает, кроме тебя. Альберто Флоранди.
— Итальянец?
— Он мавр по рождению со сложной биографией. Он взял итальянский псевдоним в благодарность одному тосканцу, спасшему ему жизнь в экспрессе Берлин — Вена.
— Расскажи, чего он пишет-то?
— Отстань, тебе бесполезно рассказывать, у тебя дурацкая привычка перебивать.
— Расскажи, а? Я буду молчать, как труп в гостиной.
— Слушай, только не остри. У тебя это получается, как у вороны с сыром. Не можешь, а рот раскрываешь, даже когда не просят.
— В двух словах-то нетрудно рассказать!
— Хорошо. В дом с натертыми полами приезжает сэр Кигилтон — агент по продаже недвижимости. Хозяин дома хочет его продать.
— Кому?
— Сэру Хьюгари.
— Вот это интересно.
— Видишь, самому интересно стало.
— Но зачем хозяин дома хочет продать сэра Кигилтона сэру Хьюгари?
— Ты не понял. Хозяин дома хочет продать дом, он Кигилтона вообще первый раз видит. Кигилтон всего лишь агент по продаже недвижимости.
— Всего лишь агент. И ты поверила? Голову прозакладаю, что этот Кигилтон продаст и дом, и хозяина, и сэра Хьюгари.
— Ты думаешь, это человек Карусели?
— Я не хочу ничего утверждать наверное, но у Карусели должны быть свои люди в доме с натертыми полами. Почему бы одному из них не быть якобы агентом но недвижимости сэром Кигилтоном?
— Но его найдут на рассвете мертвым в голубой комнате.
— Вот… Видишь, мы были правы. Этот человек был послан Каруселью. Старая лиса Митли раскрыл его, и с парнем тут же покончили.
— Но и Митли провел свою последнюю ночь в зеркальном зале.
— И Митли тоже?.. А чего ты ждала? Митли раскрыл Кигилтона и, возможно, нашел через него способ выйти в самое сердце Карусели. Такие люди обыкновенно не доживают до рассвета, хотя бы и на редкость туманного. Не мне тебе это объяснять.
— Ты думаешь, сэр Хьюгари покончил с обоими?!
— Я думаю, сэра Хьюгари вообще в природе не существует!
— А!!!
— Кигилтон действовал от вымышленного имени. Ему нужна была чья-то личина… Где была прислуга между восемью вечера и четырьмя часами утра?
— Вся прислуга уехала на пикник на остров Ранних Восторгов.
— Я так и думал. А кто натирал полы в доме и когда?
— За день до этого фирма… подожди, посмотрю, фирма «Любимая корона».
— «Любимая корона». Адрес офиса?
— Но… дорогой, в книге нет адреса «Любимой короны».
— Конечно, нет.
— Но, дорогой, ты что-то скрываешь от меня?
— В конце книги выясняется, что Кигилтон якобы сам отравился снотворным, а Митли и того пуще — умер естественной смертью.
— Да… Но?
— Я так и думал. Этот твой любимый мавр, твой обожаемый автор Альберто Флоранди, вне всяких сомнений, человек фирмы «Любимая корона». Судя по детальному описанию обстановки, это он натирал полы в доме. Больше просто некому!
— А!
— Это он убрал Митли и Кигилтона и уехал в Вену в своем любимом экспрессе. Мавр сделал свое дело. Позднее, по приказу «Любимой короны», читай — Карусели, он написал, что Митли просто устал жить и умер, а бедняга Кигилтон помог себе ядом…
— Боже мой! Но что же теперь делать? Мы же столько знаем!
— Где ты покупала книгу?
— В киоске на углу.
— Тебя кто-нибудь видел, кроме продавца?
— Нет.
— Продавца я знаю. Я обещал ему шведский утюг с двояковогнутым днищем на 500 вольт. Он будет молчать. Он должен молчать!
Работая в моем семинаре в Литературном институте, Николай Исаев никогда не изменял своему жанру — он писал юмористические рассказы.
В большом количестве рассказов трудно добиться разнообразия, но Исаев все-таки его добивается прежде всего благодаря тому, что допускает в них то больше, то меньше фантастики.
Иногда это почти реалистическая сценка, иногда же только вымысел, лишь условно сопряженный с реальностью.
В значительной степени природа его юмора традиционна для школы короткого рассказа, но мне кажутся интересными поиски обновления комических средств в таких произведениях, как «Альбатрос», «Удар, еще удар», «Желание шампанского».
Помнится, рецензенты, анализируя дипломную работу Николая Исаева, отмечали подлинность и искренность его юмористической интонации, те немалые возможности, которые угадывались за его ранними вещами.
Думаю, оценки эти оказались справедливыми. За годы после окончания института литератор сумел остаться в жанре юмористической литературы и неплохо в нем поработать.
Сергей Залыгин