Юля - [23]

— Ну что тут? — снова спросила она.

— Да ты на воду гляди, — подсказал сын.

Только теперь Юля увидела, что удивило сына: на середине крыши, где был навес над слуховым оконцем, вода текла вниз ручейком и звонко падала на землю, а на других местах крыши собирались капли, становились крупнее и падали вниз.

— Видела? — улыбнулся мальчик.

— Видела, — улыбнулась в ответ и Юля, — вишь, что углядел… — и она покачала головой. — Не знаю, сын, что из тебя выйдет…

— Что вы там углядели? — спросила мать, она не выдержала и тоже вышла из хаты.

Юля показала ей на капли.

— Ребячитесь — и взрослый и маленький, — сказала мать и вернулась в хату, добавила оттуда: — Иди лучше вымой пол.

— Ну, ты погляди, а я пойду, а то, слышишь, бабка сердится.

— Мама, я нарисую это.

— Нарисуй, сынок, кто же тебе не дает, — усмехнулась Юля, и сердце ее дрогнуло от радости: это сказал не чужой ребенок, а ее сын. Она погладила его по головке и пошла в хату.

На душе у нее было светло, она не выдержала и тихонько запела без слов, не раскрывая рта.

— Сегодня учителя–холостяка встретила, — начала рассказывать мать, — задержал меня, поздоровался приветливо так, расспросил, как мы живем, управились ли с картошкой. Потом допытываться стал, верно ли, что ты оставишь школьную столовую и перейдешь в совхозную.

— Вот, нашли о чем говорить.

— Говорю, что, мол, слышала, — сказала мать. — А он признался, что ему легче со мной говорить, чем с тобой. Говорит: стесняюсь я вашей Юльяны Ивановны…

— Ему пора уже внуков нянчить, а не… — бросила в ответ Юля, не зная, что и сказать, — а он все еще молодится.

— Не так уж он и стар, — возразила мать, — мужчина как раз в силе, умный, степенный. Радовался очень, рассказывая, что шофер тот борисовский женился… Не старый еще, розовощекий…

— Но и не молоденек, — заметила Юля, — лысина на голове.

— Всякое бывает, — отозвалась мать, — люди говорят, хорошо получает, почти не пьет, культурный человек, хозяйственный. Да и мне говорит: хочу с вашей Юльяной Ивановной как–нибудь поговорить по–хорошему, да стесняюсь.

— Еще что! — возмутилась Юля. — Ходите да что зря собираете.

— Сказал, что придет сегодня. И я так думаю, что придет с серьезным разговором.

— Убегу из дома, — отрезала Юля, — не нужен он мне.

— А я бы на твоем месте, девка, не торопилась прогонять такого человека, — промолвила Наталья, — второй год уже одна живешь, с самой зимы вон твой красавец не подает голоса, значит, не нужна ты ему. И ты еще молода, тебе жить надо, и дитя малое, надо его на ноги поставить. Не беда, что пожилой человек, раз с умом да с копейкой, зато, может, поживешь за ним.

— Ой, мама, старые, допотопные ваши суждения, — поморщилась Юля, — так думали, когда вы еще молодой были.

— Жить и тогда надо было, и теперь.

— Так жить можно по–разному, — сказала Юля и глянула в окно: слышно было, что во двор, скрипнув воротами, вошел человек.

Пришел Владимир Семенович.

Заговорил с Петькой, потом вошел в дом. Пиджак на нем был мокрый, мокрыми были и штаны до колен.

— Под самый дождь попал, — посокрушался он, ставя на скамью сумку, — не догадался плащ взять.

«Плаща не взял, — подумала Юля, — а шляпу на голову надел, видать, не хотел показывать людям лысину».

Лицо его, полное, со старческим двойным подбородком, вспотело, с лысины, когда он снял шляпу, казалось, поднимается пар. Он вытер платочком лоб, причесал редкие седые прядки возле ушей. Расстегнул пиджак, и Юля увидела его круглый живот, подтяжки на нем.

— Ну вот, как раз попали под дождь, — посочувствовала ему Наталья.

— Вышел, взглянул на небо, думал ничего не будет. А оно на полпути полило…

Он отдувался и посматривал на Юлю — как она вытирала посуду и ставила ее на полку, снимала фартук и мыла руки. Глядел, наверно, на ее стройную фигуру, на полные руки с закатанными до локтей рукавами, на платье, на котором верхняя пуговица расстегнулась, открыв молодую красивую шею, небольшую ямочку на груди. Увидев, как он смотрит на нее, Юля оглядела себя, застегнула пуговицу на платье.

… — Это правда, Юльяна Ивановна, что вы решили покинуть нас? — когда уже немного выпили и закусили, спросил Владимир Семенович.

— Школа будет работать и без меня. Такая уж я у вас незаменимая личность, — пошутила Юля, она почему–то все время в душе потешалась над этим добрым и искренним человеком.

— Неправда, Юльяна Ивановна, вы очень важный у нас человек. Из–за вас и у учителей и у учеников было хорошее настроение, мы все уважали вас. Будем очень переживать, если вы от нас уйдете.

— Возможно, до июня, пока будут продолжаться занятия, поработаю, — сказала Юля, — а там, как видно, стану заведовать совхозной столовой. Так уж договорились.

— Значит, правду говорят, — печально промолвил Владимир Семенович, — покинете вы нас.

— Кто–то другой будет, столовая не останется на замке.

— Да кто–то будет, но не вы…

Он немного выпил, раскраснелся, вспотел, и Юля подумала, не больное ли у него сердце — он не по годам полный, потеет, боится выпить лишнее. Выпил одну рюмку и больше не захотел.

— Ну, пора до хаты, — сказал он.

Юля поняла, что он и сегодня не решится заговорить с нею, сказать, что думает. Она не так стремилась услышать его предложение, порадоваться ему, как хотела ясности: между ними не должно быть ничего недоговоренного, чтобы не стыдно было встречаться и беседовать.