— Оно так, — кивнул головой Владимир Семенович. — Может, кто не понимает вас, я понимаю. Чувствую, вы говорите то, что у вас на сердце. Может, и правда, вам еще надо побыть одной, оглядеться и найти настоящее, полюбить. Только тогда вы опять будете счастливы… Но не подумайте, что я хотел вас обидеть, посчитал, что я, лысый старик, только и буду вам нужен… Я по–другому… Я —. — он запнулся, — да скажу все, сколько еще мне несмелым быть, таить в себе хорошее… Я люблю вас, так люблю… Бывает это с человеком… Даже и не думал…
— Не надо, — прошептала Юля, ей стало очень жаль этого пожилого учителя, она увидела, сколько в нем доброты, сколько она, эта доброта, может послужить в ином случае, осчастливить человека, но она, Юля, ничем не могла помочь Владимиру Семеновичу. Тут мало одного только сочувствия.
— Ну я пойду, — поднялся Владимир Семенович, — пора…
— Хочу к маме! — тоненько пропищал Петька с печи, видя, что его мама чуть не плачет.
— Лежи ты, смола! — цыкнула на внука старуха, и мальчик заплакал.
У Юли от этого плача сжалось сердце, казалось, все перевернулось внутри.
«Милый мой сынок! — подумала она. — Никому я тебя не отдам. Я только тогда буду счастлива, когда ты не плакать, а смеяться будешь».
— Простите, Владимир Семенович, — взглянула она на учителя, — не могу я…
— Не оправдывайтесь, — попросил он, — мне очень трудно сейчас, но я все понимаю…
— Не обижайтесь.
— Я не обижаюсь на вас, Юльяна Ивановна, — его губы тронула слабая улыбка. — За что обижаться? За то, что вы такая?.. Нет, вас за это надо еще больше уважать. Я вам только желаю счастья и большой любви, вы достойны ее, — Владимир Семенович взял вялую Юлину руку и поцеловал.
Юля наклонилась и поцеловала его в щеку.
Владимир Семенович сжал ее локоть, сказал «Спасибо!» — и быстро, грузный, постаревший за этот вечер, усталый, тяжело зашагал из хаты. Не оглядываясь, прошел мимо окна, повернул на улицу.
Юля подошла к окну и посмотрела вслед Владимиру Семеновичу — на душе у нее было и легко при мысли, что все недоговоренное прояснилось, и тяжело.
— Ах, ты сорванец! — все еще журила внука Наталья.
— Иди сюда, сынок, — оглянувшись, позвала Юля Петьку.
Петька соскочил с печи и подбежал к Юле. Она опустилась на скамью, посадила сына на колени, крепко обняла и поцеловала в головку, в щечки.
— Радость ты моя! — прошептала она.
— Ну, девка, лучшего тебе, может, бог уже и не даст, — сказала Наталья. — Пожалел он тебя, послал хорошего человека, что с ребенком брал, а ты… Я чуть не заплакала, когда он говорил. Останешься, как и я, вдовой, одна век будешь жить…
— Пусть, мама, — откликнулась Юля, — у меня у самой тяжело на сердце оттого, что я опечалила человека, я жалею его, но иначе нельзя. Не могу же за нелюбимого выходить. Как бы мы с ним жили?..
— Гляди сама, девка, — покачала головой мать.
